Вересковое сердце - Рииттая

– Я Марбл. Это Орис.

Орис подавила мучительный стон. Икара говорила так красиво, так здорово подбирала слова, что Орис и ответить хотелось достойно. Но какое тут достоинство, когда «Я Марбл, это Орис»! Марбла никогда не беспокоили мелочи вроде первого впечатления. Куда важнее для него было всегда оставаться самим собой. Черта, безусловно, достойная уважения, но точно неуместная при знакомстве с жителями равнин, привыкшими видеть в горцах лишь дикарей.

– Я Икара, ваша покорная слуга. Ваши желания и потребности – мой смысл жизни, – прошелестела девушка. – Я попытаюсь услужить госпоже Орис, а господину Марблу поможет Ма́рко.

Из арки вынырнул парень, тоже завёрнутый в чёрный балахон с пауком. Глаз Орис сверкнул. Признаться, она никогда не видела чёрной одежды в горах. Даже если ткань красили углём, она всё равно получалась тёмно-серой, но люди равнин, очевидно, умели получать чёрный краситель. Цвет балахона вызывал у неё странное желание отобрать его у Марко, замотаться в эти мрачные хламиды и ходить отныне только так. Молодой человек, не зная о её мыслях, тоже присел, как дурачок, после чего сообщил:

– Вы можете называть меня Марко. Прошу вас, пойдёмте со мной.

Орис заметила, что наставница уже успела исчезнуть. Она тяжело вздохнула. Всё, что оставалось, это покорно следовать за Икарой. Они вошли в гостеприимно распахнутые двери, свободно впускающие внутрь здания свежий прохладный воздух, и оказались в просторном холле. С потолка свисала монументальная люстра, направо и налево уходили коридоры, проходы в которые прикрывались полупрозрачными занавесками, на столиках стояли вазы со свежими цветами, а с противоположной от двери стороны начиналась широкая лестница. Всё здесь выглядело дорогим и отполированным до блеска, так что страшно было даже ходить по зеркальному полу. Орис было не по себе. Они поднялись по лестнице на второй этаж, а дальше пути их разошлись: Икара повела Орис вправо, а Марко направился в другую сторону, уводя за собой Марбла. Брат с сестрой тревожно переглянулись – и тут их разлучили.

Они прошли по длинному тёмному коридору, и, наконец, Икара открыла перед ней одну из дверей. Орис зашла внутрь и поняла, что никакие усилия воли не помогут ей сдержать удивление.

Огромная, неправдоподобно огромная кровать со странной рамой наверху, с которой спускалась кроватная занавеска! Великолепный шкаф с зеркалом в полный рост! Туалетный столик, выполненный из явно дорогого полированного дерева! Роскошные ткани, переливающиеся на свету! Ковёр, в котором утопают ноги! Орис хотелось орать от восторга перед этой роскошью, но она помнила, что рядом стоит Икара, потому она подняла челюсть с пола, прочистила горло и заметила:

– Мило.

– Мы рады угодить госпоже Орис! Пойдёмте же в ванную омывать ваше тело.

Прозвучало, конечно, сомнительно, но Орис покорилась. Икара распахнула незаметную на первый взгляд дверь в стене и жестом пригласила Орис войти. Внутри было странно. Посреди пола было что-то похожее на гигантскую чашу. Орис не сразу догадалась, что это ванна.

– Ох ты ж барашкин дед! – воскликнула она и запоздало прикусила язык. К счастью, Икара не знала горного наречия, потому могла понять эмоции Орис только по интонации.

Зачем делать ванну такого размера?! Чтобы помыться, хватило бы и десятой части этой купальни. И сколько ждать, пока она наполнится?

Но поток, льющийся из крана, был куда больше, чем скромная струйка, которой награждал их водопровод в деревне. Ванна заполнялась на глазах, а воду даже не надо было греть – она текла сразу тёплой. Орис зачарованно наблюдала за этим действом. После месяцев, проведённых в покинутой хижине, где воду нужно было сначала притащить с реки, это казалось настоящим волшебством.

– Вы позволите снять ваше облачение, госпожа Орис? – спросила Икара, выводя её из ступора. Вряд ли облачение – это что-то связанное с облаками. Судя по всему, говорила она об одежде. Орис посмотрела на служанку недоверчиво.

– Не стоит.

– Госпожа изволит мыться в одежде? – тон Икары был сама невозмутимость. Заподозрить её в скрытом сарказме было сложно.

– Госпожа… тьфу, я сама. И мыться тоже. Спасибо.

Почему она не тренировалась в прантее с наставницей и с торговцами? Потому что стеснялась? Ну вот, пожалуйста, теперь ей нужно учиться говорить на ходу, да так, чтобы не краснеть перед незнакомкой. А ведь сколько ещё этих незнакомцев будет!

– Госпоже подобрать средства, подходящие её коже и волосам?

– Что? А. Ну. Пожалуйста. Подобрать.

Икара выставила на бортик огромной чаши разные склянки и тонким пальцем по очереди указала на них, называя:

– Для омовения тела. Для омовения волос. Для снятия огрубевшей кожи. Для лёгкого расчёсывания волос. Для питания волос, – она монотонно продолжала, а Орис чувствовала, что сходит с ума. Питание волос? У людей с равнин и волосы способны питаться?

– Зачем же так многооооо, – простонала она. Икара выпрямилась. Она была значительно выше Орис.

– Госпожа совершенно точно отказывается от помощи?

Орис оглядела стройный ряд бутылок и банок. Она уже забыла, что из этого подходило для обычного «омовения», и потому сдалась.

– Я разденусь сама. И трогать меня не надо. И смотреть. Помоги только с этим.

Она чувствовала себя несведущей дикаркой, и жгучий стыд не позволял ей даже глянуть на Икару. Впрочем, лицо служанки всё равно было скрыто, из-за чего было немного легче.

Пока ванна наполнялась, Икара намешала в воду каких-то разноцветных жидкостей. Повалила пена и нежно запахло лавандой, прямо как дома у Айки. Орис почувствовала укол грусти и, чтобы отвлечься, поспешно скинула с себя одежду и влезла в воду.

Икара была непреклонна в своём желании помочь Орис помыться. Орис же вовсе не хотелось, чтобы кто-либо видел её бренное туловище с его чудовищными шрамами, но так как Икара не выражала вообще никаких эмоций по поводу несовершенства тела Орис – да и всего остального – она расслабилась. Следующие бесконечные часы её тёрли, полоскали, обливали водой с разными средствами, натирали кремами и творили прочие непотребства. Когда Икара, наконец, отпустила её, завернув в огромный пушистый халат, Орис чувствовала себя невероятно легко, будто с неё сняли кожу, постирали её как следует, а потом надели обратно. Нет, с поспешным мытьём в холодной воде это не имело ничего общего! Её кожа казалась мягкой, как у младенца, а волосы шелковистыми. Больше всего пострадали пятки, с которых Икара жестоко срезала целую гору толстой кожи. Впрочем, они были не в горах, и эта кожа теперь вряд ли могла пригодиться.

Казалось бы, с наведением красоты покончено, но нет! Икара спросила, как уложить ей волосы, и Орис со всем своим красноречием попыталась объяснить, что делать с ними ничего не надо, сами высохнут и улягутся. Кажется, Икару это привело в ужас – что ж, хоть какая-то эмоция! Икара мягко настаивала – Орис сопротивлялась. Волосы для девушки с гор – святое, не зря символ девичества, гребень, связан с волосами. Распущенные, струящиеся, они символизируют свободу и юность, и никто не смеет к ним прикасаться. Может быть члены семьи, в самом крайнем случае – подруги, но из мужчин это себе может позволить только муж. Если какой парень забудется и коснётся шевелюры, отец или братья девушки могут жёстко объяснить ему, что так делать не стоит. Волосы Орис никогда не трогал даже Дарет. Она представить себе не могла, каких сомнений стоило Марблу её обрить, однако тут как раз был тот самый пресловутый крайний случай.