Селянин - Altupi

воспитанный неконфликтный человек. Будь все такими, этот мир стал бы лучше. Кирилл не понимал его, но восхищался.

— Мы поедем, — сообщил Рахманов воспитательнице и пошёл к машине. Андрей попрощался и направился за братом. Воспитательница ещё стояла, смотрела, как они кладут сумку, усаживаются. Кирилл, не спеша, бросил сигарету на землю, наступил кроссовком, кинул взгляд на безучастного уставшего охранника и, проходя мимо Капитолины Геннадиевны, язвительно обронил:

— Не стойте, мамаша, идите, пока остальные дети себе руки-ноги не переломали.

Воспитательница скривилась, но Кириллу было насрать, он отвёл душу.

Сев в машину, Калякин прокомментировал:

— Вот стерва! Хоть бы извинилась для приличия!

Егор как обычно промолчал, и Кирилл вдруг подумал, что его снедают другие мысли, нежели разборки с воспиталкой: это он секс воспринимает как радостное событие, а для Егора это дамоклов меч. Но Кирилл не собирался ничего отменять.

— Капитошка нормальная баба вообще-то, — заступился пацан, за что мгновенно получил лёгкий подзатыльник от брата:

— Андрей! Ты как разговариваешь?!

— Ай! — Андрей закрылся от него двумя руками. — Я понял! Не буду больше!

Кирилл рассмеялся, в основном оттого, что впервые видел Егора строгим. И это показалось ему очень возбуждающим.

Пока братья шёпотом вели воспитательную беседу, Кирилл настроил навигатор на обратный путь и поехал. Автомобиль снова затрясся на кочках. Пассажиры сзади успокоились, Калякин в зеркало различил, как малой устроился на плече старшего брата и закрыл глаза. Он сделал музыку тише и пытался поймать взгляд Егора, но тот опустил его на спинку переднего сиденья и о чём-то думал. В пальцах перебирал матерчатые ручки стоявшей в ногах сумки.

— Егор…

Рахманов поднял вопросительный взгляд. Его почти не было видно в темноте.

— Давай остановлюсь, сумку в багажник кину?

— Она не мешает.

— Тогда, может, ты тоже поспишь немножко? — предложил Кирилл. — Ты устал, а завтра тебе снова ехать в город. Кстати, давай я отвезу? И с молоком, и в больницу?

Андрей обрадованно открыл глаза, но брат его обломал:

— Не надо, теперь сам справлюсь.

Андрей снова прикрыл веки, а через минуту и Егор тоже. Возможно, его укачало, ведь машину трясло, как люльку младенца, или сморила усталость, но вероятнее всего он избрал такой оптимальный способ ухода от ненужных расспросов и случайных встреч в зеркале заднего вида. Кирилл всё равно его рассматривал, мча по пустой дороге. Месяц светил с их стороны, позволяя видеть точёные черты лица, изгиб шеи. Кирилл не мог поверить, что уже сегодня, в крайнем случае завтра, сможет их целовать и делать с недоступным селянином всё, что захочет.

У него снова мощно стоял.

Населённые пункты, в которых бы приходилось сбавлять скорость, по трассе располагались редко. Два соединяемых ею райцентра не пользовались популярностью крупных торговых городов, из-за этого мало кто курсировал по этому шоссе. Рейсовый автобус наверняка ходил несколько раз в неделю да из деревень народ ездил на рынок. Как Егор. Посему власти и не занимались ремонтом, даже ямочным. Кирилл подумал, что обязательно тыкнет папашу носом в эту дорогу, мол, так-то вы, депутаты, об электорате печётесь, ночей не спите. Если сначала папаша не разорвёт его за выброшенную в мусор путёвку на Кипр и за пидорские мыслишки.

Кирилл боялся, что его проделки скоро всплывут наружу. Боялся отца и мать, не способных понять его. Боялся, что его упекут в психушку или в армию. Страхи бормашиной впивались в мозг, внутренний голос шептал, что всё ещё можно повернуть вспять: и сам позора избежит, и Егору не придётся вступать в связь против воли.

Но присутствие рядом Егора Рахманова делало Кирилла счастливым. Он не только в зеркало разглядывал его безмятежное лицо, густые ресницы, губы, которые через несколько часов поцелует, он спиной через пружины и поролон сиденья чувствовал его тепло. Кирилл не хотел заканчивать эту поездку, но она неминуемо подходила к концу.

Небо посерело, а на востоке окрасилось розовой пеленой, звёзды поблёкли. Время близилось к четырём часам. Впереди наплывал массив деревьев, за которыми прятался Островок. Рахмановы спали, склонив головы друг к дружке. У Кирилла тоже начали слипаться глаза.

Он свернул с большака на щебёночную дорогу, оставил позади указатель, и поехал медленно, экономя каждую минуту с Егором. Почти на всех подворьях хрипло, спросонья кричали петухи. Больше никаких звуков не было, и ветви не качались — безветрие. Машина бесшумно проехала мимо домов бабы Липы, банкирши, Пашкиной бабки. Возле Рахмановых Кирилл нажал на тормоз. На их дворе тоже запел петух.

Вот и закончилась поездка.

Калякин, опираясь на спинку кресла, повернулся назад.

— Егор.

Потом просунул руку между сидений и потряс Егора за предплечье. Прикосновение к желанному парню наполнило Кирилла не бывалой для него нежностью. Так бы и держал его руку всегда, терпеливо ждал, когда он выспится, хранил бы его покой, но братья заворочались. Егор открыл глаза и мгновенно вспомнил, где находится, выпрямился и с места в карьер стал серьёзен, будто его не выдернули из сладкого сна. Взглянул на водителя, сразу убравшего руку, он переключился на зевающего брата.

— Беги домой, Андрей.

— Сумку взять?

— Я сам возьму.

Андрей сложнее перенёс пробуждение. Потирая глаза, даже не попрощавшись, он выполз из машины и, ссутулившись, поплёлся к дому. К гипсу он ещё не привык.

Егор и Кирилл одновременно вышли на зябкий рассветный воздух. Ощущение грядущего за этим разговора не покидало, и почему-то казалось, что провести его лучше в вертикальном положении, стоя, когда зубы стучат от холода, маскируя волнение. Была ещё возможность отказаться от получения назначенной платы, но как бы Кирилл ни хотел поступить благородно, он знал, что не поступит.

Егор держал сумку и пакет в руке. Смотрел опять куда-то мимо.

— Спасибо, Кирилл. Я тебе должен…

— Ну не сейчас же! — перебил Калякин. — Иди спать, — он хотел быть благородным хотя бы в такой мелочи.

— Следующей ночью. Управлюсь с хозяйством и отдам долг. Устроит?

— Можешь ещё один день взять.

— Лучше сразу, — ответил Егор и будто забыл добавить «отмучиться». Он почти не поднимал глаз, но при этом держался с королевским достоинством.

— Я могу помочь тебе днём, — сказал Кирилл, не особо надеясь на положительный ответ. Или, наоборот, надеясь на него, ведь лень вперёд него родилась.

— У меня теперь есть помощник. Извини, Кирилл, мне пора. Вечером я приду к тебе.

— Гондоны у меня есть, — сообщил Калякин, чтобы Егор не заморачивался по этому поводу, и поздно сообразил, что замечание неуместно, что надо было хотя бы другое название использовать «презики» или «резинки». «Гондон» же, как и «пидор», — словечки быдло-лексикона. Но Рахманов скользнул по нему безразличным затравленным