Селянин - Altupi

— Спокойной ночи! — крикнул Кирилл.

К петухам присоединились всякие птицы, громко чирикали в кронах. Небо набирало голубизны. День будет жарким. И окончится жаркой ночью.

У Кирилла опять возникла эрекция. Он лишь сжал член через штаны, зашипел, и сел в машину. Дрочить хотелось, не отходя от кассы, однако он собрался потерпеть до дома, а доехав и коснувшись головой подушки, мигом уснул.

33

Кирилл проспал до обеда. Проснулся с эйфорией, подстёгнутой бьющим в окна солнцем. Скрипучая бабкина кровать и убогие интерьеры портили впечатление, но если лежать с закрытыми глазами и думать о хорошем, было сносно. Правда, нежиться в кровати не давали мухи. Они жужжа летали по комнате, садились на открытые части тела, высунувшаяся из-под одеяла нога автоматически превращалась в аэродром, а под одеялом было жарко.

Мысли, что сегодня, всего через несколько часов, он заполучит Егора, забилась в висках и в доли секунды привела член в работоспособное состояние. Кирилл стал фантазировать, где и как это случится, в каких позах, какие слова при этом будут шептать друг другу. Вдруг он вспомнил, что гандоны у него есть, а смазки вот нет! Кирилл моментом подскочил с кровати и понёсся к бабкиным шкафам, искать какой-нибудь крем. Распахивал дверцы, выдвигал ящики, рылся и среди лекарств наткнулся на металлическую, похожую на большущую таблетку, баночку вазелина. Подцепив ногтем крышечку, открыл её. Содержимое оказалось нетронутым — значит, смазка у них теперь есть.

В кровать Калякин не вернулся. Оделся и пошёл во двор. Свои дела справил в кусты, и это вызвало у него стыд. Сколько можно гадить, как животное? Дымя сигаретой возле разваленного сортира, Кирилл решил, что нельзя так жить. Раз взялся равняться на Егора, надо равняться во всём. Ну хотя бы начинать с чего-то. С собственного дерьма, чтобы перестать быть дерьмовым человеком. Кирилл решил построить сортир, пусть участок был не его, но Пашкины родичи только «спасибо» скажут за исправление нанесённого ущерба.

Но прежде Кирилл приготовил себе поесть. Ничего замысловатого — колбаса, помидоры с солью, хлеб, «дошик». Пока на старой электроплитке вкрутую варились яйца, он набрал номер матери. Голос сделал поприветливей. Было бы где взять, включил бы фоном плеск волн и крики чаек. Отцу звонить не стал: тот мог и раскусить.

— Кирюша? — спросила мать, будто с его номера мог звонить кто-то другой. — Ты долетел?

— Долетел, мам, — бодро отрапортовал сын. — В отель заселился и в море уже окунулся. Вода — класс! Сервис — суперский! Спасибо за путёвку. Вам с отцом надо тоже сюда двигать.

— Ой, как-нибудь в следующий раз, — уклонилась мать. — Как кормят?

— От пуза, мам. Обожрался. Загорать сейчас пойду, с ребятами познакомился. Ну ладно, всё, ко мне стучат… Пока!

— Только не обгори! — донеслось в трубке, но Кирилл нажал «отбой» и тяжело выдохнул: фух, пронесло. Пронесло сейчас. Потом, через две недели всё равно придётся «возвращаться». Быть загорелым, отдохнувшим, натрахавшимся, в меру проспиртованным. Загореть и имитировать хорошее настроение не сложно, но как быть с фотками, которые предки и друзья захотят посмотреть? Как быть с самим «возвращением» — домой, в город? А после учёба, институт. Егор останется в деревне приглядывать за матерью и братом.

Кирилл боялся заглядывать так далеко, не умел. Он всегда плыл по течению, никогда не согласовывал свои действия с действиями других людей, не считая совместных походов в клубы или поездок на вписки. Те люди хотя бы считали его клёвым чуваком.

Кирилл решил и сейчас поступить по старому принципу, каким руководствовались и миллионы, миллиарды землян, — думать над проблемами по мере их поступления. А первой проблемой, очень приятной, сводящей с ума ожиданием, проблемой была ночь с Егором. И было ещё одно дело, Калякин назвал его «проблемой номер ноль», за которое он собрался взяться — строительство туалета.

После лёгкого перекуса потянуло прилечь на диване, впялиться в телевизор — времени ещё много. Но Кирилл невероятным усилием воли заставил себя выйти во двор и приняться за сортир. Уговаривал себя тем, что Егор целыми днями крутится, как заведённый, один и сеет, и пашет, и скотину держит, надо равняться на Егора, чтобы увеличить шансы ему понравиться. Сколотить домик о четырёх стенах и одной дырке — плёвое дело.

Уже скоро Кирилл убедился, что не такое уж плёвое. Все его архитектурные, плотницкие навыки ограничивались уроками черчения и труда в школе, и он забыл их ещё до получения аттестата. Но упорство взяло своё. Найденной в сарае тупой штыковой лопатой он вырыл яму посреди кустов смородины. Не яму, а скорее ямку, полметра на полметра шириной и почти метр глубиной — больше ему на месяц пребывания в деревне и не надо. Вокруг ямы вкопал два толстых бруса и два тонких кривоватых бревна — эти посеревшие от времени, обросшие паутиной и гнилью сокровища Калякин обнаружил, пройдясь по участку и покопавшись в сваленном под грушей строительном мусоре, оставшемся при разборе каких-то других построек. Оттуда же приволок старых серых, изъеденных тлёй досок. Те, что покрепче, пустил на «полы» — просто положил поверх ямы, оставив прогалок для летящих «снарядов». Остальные доски пустил на стены. Правда, с гвоздями вышел облом — видимо, Пашкина бабка испытывала неприязнь к сим девайсам, или Кирилл плохо искал. Перепачкавшись в пыли, пока при свете телефонного фонарика обшаривал закутки сараев, он собирался плюнуть на затею, разломать всё, что уже построил, но… Егор…

— Егор. Егор. Егор. Егор, — монотонно повторял Калякин, глядя на груду досок в траве под смородиной, а сам усиленно думал. Наконец, придумал — его взгляд упал на торчащие из досок ржавые, гнутые гвозди разных размеров. Гвоздодёр он в сарае видел и с радостным воплем побежал за ним. Притащил ещё и топор со сломанным топорищем. Солнце даже под ветками жарило нещадно, Кирилл снял футболку, пот катился ручьями, промокая и шорты, но он терпеливо вытащил из трухлявых досок гвоздь за гвоздём. Распрямил их обухом топора на железной, тоже ржавой, пластине и взялся сколачивать стены. Вместо молотка использовал топор — тяжеленный и неудобный, как зараза! Досок чуть-чуть не хватило. Верх, в качестве крыши, Кирилл накрыл большим листом целлофана, на котором они с Пашкой сушили коноплю, и который его родичи поленились выкинуть. Тоже прибил гвоздями, чтобы ветром не сдуло. Вместо двери повесил старую дырявую дерюжку с веранды.

Закончив, Кирилл отбросил инструменты, вытер предплечьем лицо и отошёл на несколько шагов — оценить свою первую постройку целиком.

Получилось заебись. Вот поднатореет и станет королём строительства, разбогатеет на рынке недвижимости, гы-гы.

На самом деле получилось полное говно.

Кирилл