Призрак Оперы - Гастон Леру

Едва я отчалил от берега, тишину вокруг нарушило какое-тостранное пение. Оно казалось одновременно музыкой и звуком дыхания, нежнонеслось из вод озера и окутывало меня каким-то непонятным образом. Звукиследовали за мной и были такими сладостными, что не пугали меня. Напротив,желая приблизиться к источнику этой мягкой, пленительной гармонии, я наклонилсяза борт лодки к воде, поскольку не сомневался, что пение шло оттуда. Я был ужена середине озера. Голос – теперь я это отчетливо слышал – был рядом со мной, вводе. Я склонился еще ниже… Озеро было совершенно спокойным. Луна, котораяосвещала его через вентиляционное отверстие на улице Скриба, абсолютно ничего невысвечивала на гладкой черной поверхности озера. Я покрутил головой, чтобыотделаться от возможного звона в ушах, но мне пришлось признать очевидный факт,что никакой звон в ушах не может быть таким гармоничным, как шелестящее пение,которое следовало за мной и притягивало меня.

Если бы я был суеверным или восприимчивым к фантастическимвыдумкам, то определенно бы подумал, что имею дело с сиреной, посаженной вводу, чтобы запугать любого путешественника, достаточно смелого, чтобыпуститься в плавание к дому у озера. Но, слава Богу, я вырос в стране, где людислишком любят фантастическое и знают его основательно, и я сам изучал егодостаточно глубоко. С помощью самого простого трюка любой фокусник, которыйзнает свое ремесло, может заставить лихорадочно работать бедное человеческое воображение.

Итак, я не сомневался, что столкнулся с каким-то новымизобретением Эрика, но это изобретение было таким совершенным, что, когда ясклонялся за борт лодки, мною меньше двигало желание обнаружить искуснуюпроделку, чем насладиться ее очарованием.

Я перегибался через борт все больше и больше, пока наконецне оказался на грани того, что чуть не перевернул лодку. Неожиданно двечудовищные руки появились из воды, схватили меня за шею и потащила вниз снепреодолимой силой. Я наверняка проиграл бы эту схватку, если бы не успелиздать крик, по которому Эрик узнал меня.

Ибо это был Эрик и, вместо того чтобы утопить меня, как он,несомненно, намеревался сделать, он подплыл и вытащил меня на берег. – Это былоопрометчиво с вашей стороны, – сказал он, стоя передо мной, в то время какадская вода стекала с его тела. – Зачем вы пытаетесь попасть в мой дом? Я неприглашал вас. Я не хочу видеть в своем доме ни вас, ни кого-либо еще в мире.Неужели вы спасли мою жизнь только для того, чтобы сделать ее невыносимой?Неважно, какую услугу вы оказали Эрику, Эрик может забыть ее в конце концов, ивы знаете, что тогда ничто не удержит его, даже он сам.

Эрик продолжал говорить, но теперь моим единственнымжеланием было узнать суть трюка, который я назвал «трюком сирены». Он был готовудовлетворить мое любопытство, ведь, хотя он и настоящий монстр (так я оцениваюего после того, как имел, к сожалению, возможность наблюдать за ним в Персии),в некоторых отношениях он дерзкий, тщеславный ребенок, – изумляя людей, он ничегоне любит больше, чем продемонстрировать удивительную изобретательность своегоума.

Эрик засмеялся и показал мне длинный тростник.

– Это смехотворно простая штука, – сказал он, – но оченьполезная для того, чтобы дышать и петь под водой. Этому трюку я научился утонкинских пиратов. С помощью тростниковых палочек они скрываются на дне реки,иногда просиживая там часами.

– Этот трюк чуть не убил меня, – проговорил я сурово, – и онможет стать роковым для других.

Эрик подошел ко мне с выражением детской угрозы, которое ячасто видел на его лице. Не позволяя ему запугать себя, я говорил с ним резко.

– Вы помните, что обещали мне, Эрик, – больше никакихубийств!

– Разве я когда-нибудь убивал? – спросил он добродушно.

– Негодяй! – воскликнул я. – Вы забыли «розовые часы» вМазендеране?

– Да, – ответил он, внезапно опечалившись. – Я предпочелзабыть их, хотя тогда, помнится, я заставлял смеяться маленькую султаншу.

– Все это в прошлом, – сказал я. – Но есть настоящее. И выотвечаете передо мной за настоящее, поскольку его не существовало бы для вас,если бы я не захотел этого. Помните, Эрик, я спас вам жизнь! – И явоспользовался поворотом в разговоре, чтобы поговорить с ним о том, что уженекоторое мучило меня.

– Эрик, – начал я, – поклянитесь мне…

– Зачем? – прервал он. – Вы же знаете, я никогда не выполняюсвоих клятв. Клятвы существуют для дураков!

– Скажите мне… Вы можете сказать…

– Сказать что?

– Хорошо, люстра– Люстра, Эрик…

– Что же именно?

– Вы знаете, что я имею в виду.

– Ax да, люстра, – засмеялся он. – Я могу сказать вам. Я неделал ничего для того, чтобы она упала. Просто крепления износились.

Смеясь, Эрик выглядел еще более устрашающе, чем обычно. Онпрыгнул в лодку с таким зловещим смехом, что я не мог сдержать дрожи.

– Крепления износились, мой дорогой дарога, – продолжал он.– Крепления люстры совершенно износились. Она упала сама по себе и разбилась. Атеперь позвольте дать вам совет: пойдите и обсохните, если не хотите простудиться.Никогда больше не садитесь в мою лодку, но в особенности запомните вот что: непытайтесь попасть в мой дом. Я не всегда бываю там, дарога, и глубокоопечалюсь, если мне придется посвятить вам свой реквием.

Эрик опять зловеще засмеялся, стоя на корме лодки ираскачиваясь взад и вперед, как обезьяна. Если бы не золотые глаза, его можнобыло принять за скромного перевозчика на Лете. Скоро я уже не видел ничего,кроме его глаз, и в конце концов он полностью растворился в темноте.

С этого дня я оставил все надежды попасть в его дом черезозеро. Этот вход, совершенно очевидно, хорошо охранялся, особенно теперь, когдаЭрик знал, что мне известно о нем. Но я не сомневался, что есть еще один вход,поскольку не один раз видел, как Эрик исчезал в третьем подвале. Я следил заним и не мог понять, как он это делал.

Я не буду слишком часто повторять, что с того времени, как янашел Эрика в Опере, я постоянно испытывал ужас от его страшных проделок. Я небоялся за себя, но чувствовал, что он способен на что угодно в отношениидругих. Когда происходил какой-то несчастный случай, какие-либо пагубныесобытия любого рода, я говорил себе: «Может быть, это Эрик», так же, как другиевокруг меня говорили: «Это был призрак!» Как часто я слышал, что эти словапроизносились с улыбкой. Если бы эти бедные люди знали, что призрак существуетво плоти и крови и его надо бояться намного больше, чем воображаемую тень, окоторой они говорили, могу уверить, что они перестали бы шутить по этомуповоду. Если бы они знали, на что способен Эрик, особенно в таком месте, какОпера! И если бы они знали о моих ужасных мыслях…