Только хорошие умирают молодыми - Алексей Гридин

— Кто?

— Олег, открой, — донесся из-за двери приглушенный несколькими сантиметрами доброго дерева голос Доцента.

— Ты один? — на всякий случай уточнил снайпер.

В принципе он впустил бы штабиста и в том случае, если бы тот явился с охраной, но поинтересоваться стоило.

— Аки перст, — удрученно отозвался Доцент. — Ну, впустишь или мне по какой-то причине вдруг отказано от дома?

Олег, щелкнув засовом, распахнул дверь.

— Входи. И скажи заодно, что за чертовщина творится в нашем славном Городе.

— Что творится? Сейчас расскажу, — бросил Доцент, шагая за порог. — Хотя ты сам уже себе ответил. Именно что чертовщина.

Он выглядел так, будто побывал в хорошей драке. Левая щека багровеет свежей ссадиной, глаза горят опасным азартным блеском. Верхняя губа распухла. Воротник кожаного плаща надорван и держится на нескольких размочаленных нитках. Из кармана вызывающе торчит рукоять пистолета.

— Это мятеж, Олег. Бездарный, глупый, идиотский мятеж. Эти болваны не смогли арестовать никого из Штаба. Им не удалось занять телефонных станций. Сейчас они штурмуют арсенал, но, похоже, надолго их не хватит. Они сунулись в лоб, получили от охраны все, что им причиталось, и перешли к вялой осаде. К утру этот бред закончится.

Мятеж? Кто? И зачем? Олег совершенно не понимал, кому сейчас в Городе нужно было устраивать бунт. Что, других проблем не хватает? Нашли время грызться между собой.

— Кто восстает-то? — поинтересовался Музыкант. — И чего им нужно?

Доцент неторопливо пригладил растрепавшиеся волосы. Устало провел ладонью по лбу. Ни дать ни взять, замотавшийся человек, не успевший покончить с одной работой, но тут же вынужденный приниматься за другую. Хотя, если вдуматься, так оно и было.

— Я не совсем понимаю, Олег, — признался он. — Среди вожаков замечены кое-какие недобитки, которые в войне банд успели вовремя задрать лапы кверху и отмазаться от своих главарей. Неужели они решили взять реванш? Но все равно как-то глупо. Представляешь, меня пришли арестовывать двое. Представь себе только, — он коротко и издевательски хохотнул. — Меня. Двое. Олег, я одного застрелил на месте, он даже пискнуть не успел. Второго решил взять живым, прострелил ему плечо, а потом сдал с рук на руки охране — те на шум прибежали, но было уже поздно: я все сделал сам. Вот так вот.

Он помолчал, а потом добавил:

— Я чего пришел-то… Поедем со мной?

— Куда?

— Тут недалеко… — Доцент неопределенно махнул рукой и вдруг хищно усмехнулся. — Поохотимся. У меня машина неподалеку. Поехали?

— Ну поехали… — Музыканту не очень хотелось мчаться с Доцентом на какую-то не вполне понятную охоту, тем более что в такую ночь, ночь мятежа, это могла быть лишь охота на человека. Но, с другой стороны, тот так упорно настаивал… Зачем-то это ему, видимо, нужно.

— Ир, ты с нами? — окликнул Доцент девушку. — Давай, присоединяйся. Посмотришь, как вершится история. И мужику твоему будет спокойнее, что ты не в одиночку дома сидишь.

Внизу и на самом деле ждал дóцентовский джип. Водитель вышел из кабины и, небрежно облокотившись на капот, курил, всем своим видом показывая, что видел этот ночной мятеж в гробу в тапочках известного цвета.

— По коням, — негромко скомандовал Доцент. — Сережа, заводи.

— Слушаюсь, шеф.

Шофер Сережа щелчком отбросил сигарету, мелькнувшую в темноте крохотной алой звездочкой, и нырнул в теплое нутро автомобиля. Как же давно я не ездил на машине, подумал Олег. Теперь и не припомню. На грузовике разве что. По какой-то тревоге нас собирали, грузили в деревянные кузова и развозили на позиции, сбрасывая буквально перед мордами остервенело рвущихся вперед крыс. Но комфорт этого серебристого красавца ни в какое сравнение не идет с холодными жесткими лавками, на которых тогда приходилось сидеть. А Валька Смирнов, помнится, когда грузовик подскочил на очередном ухабе, разбил голову о кузовную крышу. Здесь же успокаивающе урчит двигатель, плавный ход не позволяет даже догадаться, что мы едем по печально известным отечественным дорогам.

— Тут недалеко, — повторил Доцент, вглядываясь в скользившую по окнам джипа ночь. — Мои ребята уже подтянулись, только нас ждут. Я им сказал — без меня начинать только в самом крайнем случае.

— Так за кем мы едем все-таки? — спросил Музыкант.

— Не догадался еще? За их главными. Теневой Штаб, мать их. Одного не пойму — то ли конспирация у них ниже плинтуса, то ли они так на успех надеялись, что ничего по уму не сделали: мол, раз мы выиграем, то и так сойдет. Первые же пленные нам всех и сдали: явки-пароли и все такое прочее. Стоп. Сережа, притормози здесь. Дальше пешком дойдем.

Штабист первым открыл дверь, выпрыгнул в хрусткий белый снег. Остальные выбрались следом. Краем глаза Олег заметил, как Иришка поежилась: все-таки зимняя ночь — это зимняя ночь. Ничего, если дело дойдет до стрельбы, быстро согреемся. Только бы ей не вздумалось лезть вперед и геройствовать. Все-таки, как ни крути, война — дело мужчин.

Еще несколько минут они вчетвером шли по освещенной луной улице. Бой вдалеке все еще шел, его шум долетал и досюда. Но теперь Музыкант понимал, что дело действительно, как говорил Доцент, сводится к вялой перестрелке. Хорошо бы, все кончилось быстро и без лишней крови. Нет, ну надо же! Мятеж! Ой, дураки… И тут он неожиданно вспомнил разговоры, которые вел с ним Денис. Неужели это его рук дело?

Доцент, который шел первым, вдруг остановился. Помахал кому-то рукой. От стены старенькой кирпичной трехэтажки к ним подбежали двое в одинаковых черных куртках, с лицами, по самые глаза замотанными толстыми вязаными шарфами.

— Все в порядке, Доцент, — торопливо сказал один и вдруг чихнул. — Извини… Холодно, черт…

— Ничего, ничего, — успокоил чихнувшего Доцент. — Утром тебе дополнительные сто грамм выпишу — поправишься. Что там? Никто в квартиру не приходил?

— Приходили, — ответил второй. — Два человека и еще два человека. Один ушел. Не знаю, он из пришедших был или из тех, кто там с самого начала тусовался. Не поняли мы, если честно. Ночь, он в черном пальто и в шарфе до ушей, как мы вот с Васькой.

— Ладно, — отмахнулся штабист. — Это пока непринципиально, из тех он или из этих. Значит, было там шестеро, четверо пришли, один ушел. Олег, реши-ка задачку: сколько сейчас людей в квартире?

— Девятеро, — автоматически ответил снайпер.

Он сейчас думал совсем о другом. Черное пальто. Это может значить, что… А, черт, это легко может вообще ничего не значить. Столько людей в городе ходит в черных пальто. Вот в чем Доцент прав на двести процентов — так это в том, что сейчас другим должна быть голова занята. Значит, девять человек в квартире. Наверняка вооруженных. И догадывающихся, что на них могут напасть. Если те, кто пришел в квартиру за то время, пока Доцент ездил за Олегом, рассказали своим вожакам, что все идет совсем не по тем нотам, которые они расписали, то они просто обязаны быть настороже. Интересно, сколько людей с Доцентом?