Тайна Эмили - Геза Шварц

– Ты такая, какая есть, и этим победишь Асмарона. Этого более чем достаточно.

Эмили вдруг показалось, что он скажет сейчас что-то ещё – то, что уже слишком долго непроизнесённым лежит на кончике его языка. Но когда он уже открыл рот, искры вспыхнули вокруг неё. Огненные фонтаны каскадами выстреливали из символов, и языки пламени, которые только что были серебристыми, стали вдруг золотыми. Эмили не надо было даже смотреть на Бальтазара, чтобы понять: магический круг завершён.

– Мне ясно одно, – пробормотала она. – Если бы я всё ещё была человеком, то сегодня вечером неоднократно пережила бы сердечный приступ или инфаркт. Как минимум, трижды.

– Если бы ты ещё была человеком, то в первую очередь потеряла бы рассудок. А после первого инфаркта добрый Козимо получил бы право сразиться с другим свихнувшимся духом.

– Какая же я счастливая! – воскликнула Эмили. – Мне теперь позволено всеми силами души, что в моём распоряжении, всеми её способностями отдаться огню древнего колдовства. Или этот ритуал действует как-то иначе?

– Вовсе не так материалистично, как ты думаешь, – ответил Бальтазар. – Смотри в огонь и жди, что произойдёт.

Эмили глубоко вздохнула, прежде чем выполнить его требование. Сначала она видела только языки пламени, которые сдвигались один в другой. Затем из золы поднялись призрачные вуали. Они выглядели как горящие сгустки тумана, но Эмили начала различать в них картины. Она увидела дядю, застывшего у кухонного стола, сразу после смерти её отца, и тотчас следом – себя, укачивающей сестрёнку на руках, и ощутила, как горло перехвачено от рыданий. Затем возникло заснеженное шотландское высокогорье. Эмили вспомнила: там, в этом месте, она долго бежала, совершенно одна, после того как развеяла по ветру прах своего отца, сделав именно так, как он хотел. Вспышками молний возникали всё новые картины. Лиза, которая принесла самостоятельно испечённый кекс и при этом плакала. Упаковщики мебели, которые собирали вещи и при этом уронили фотографию отца, на которой он заразительно смеялся, и осколки стекла покрыли весь пол. Сама Эмили с колотящимся сердцем, когда проснулась после кошмара и поняла, что весь этот кошмар – правда. Софи, свернувшаяся на полу калачиком перед пустой кроватью отца, как она не позволяла ей утешать её. Эмили беспомощно покачала головой, когда услышала, как сестрёнка плачет там, в огне. И она нашла в себе силы отвернуться от этой картины, только когда Бальтазар положил руку ей на плечо.

Вампир спокойно посмотрел на девочку-духа. Было ощущение, что он держит её над бескрайней бездной.

– Твой враг – не боль, – тихо произнёс он. – И не печаль. Все твои чувства, все воспоминания делают тебя такой, какой ты теперь сидишь здесь, в огне. Они заставляют тебя страдать, но делают тебя сильнее. Каждая отдельная картина – это фрагмент мозаики, из которой складываешься вся ты, вся твоя сущность. И ты будешь ранена, только когда она разобьётся.

Эмили понадобилось некоторое время, чтобы осознать его слова. Затем она кивнула и зафиксировала взгляд на полу прямо перед собой, пока её дыхание не восстановилось полностью. Бальтазар убрал руку. А когда она вновь посмотрела на языки пламени, то позволила картинам проплывать мимо, как облакам, которыми она раньше любовалась вместе с Рафаэлем. С каждой новой картиной Эмили всё глубже погружалась в золу. Было ощущение, что она проваливалась в шахту потерянных мыслей, так темно было на большей части картин. Тем сильнее она изумилась, когда вдруг почувствовала золотистый свет. Он исходил от одной картины – она была такая сияющая, такая светлая, что все остальные вокруг казались выцветшими.

Эмили увидела себя, как она в глубокой печали посреди ночи бежит в кабинет отца. И соскользнула в эти воспоминания – уже как дух. В комнате было совершенно темно, только с улицы пробивался едва заметный свет городских фонарей. Эмили бросила взгляд на кресло, в котором раньше так часто сидел её отец и вместе с ней смотрел в ночное окно, чтобы разглядеть за ним фантастических существ. Она почувствовала папин запах. В нём был аромат лакрицы и немного лаванды, потому что эти запахи помогали ему думать, так он всегда говорил. Отец называл эту комнату пристанищем теней, космосом, полным чудес, и Эмили чувствовала себя так уверенно, так защищённо в этом помещении, в этом кресле, в котором отец никогда больше сидеть не будет. Она ощутила, как при виде этого кресла горло сжимается само собой, так же, как тогда… Каково же было её изумление, когда она подошла ближе и увидела, что в кресле сидит её сестренка! Софи посмотрела на неё, широко раскрыв глаза, и отодвинулась в сторону, затем они вместе стали смотреть в ночное окно – так же, как делали это вместе с отцом. Эмили вспомнила, как они представляли себе, какие сказочные герои бегают сейчас по улицам – все эти твари, о которых отец рассказывал так подробно, что они казались им совершенно реальными. Девочка услышала, как Софи тихо смеётся. Это произошло в тихую ночь, после одного из дней, полных разочарований, когда Софи плакала, а она, Эмили, сидела, словно окаменев. Она проснулась посреди ночи, как это случалось и раньше, когда мир ещё был светлым, с таким чувством в сердце, что всё ещё будет хорошо, и в определённом смысле так оно и вышло… но только на одну ночь. Потом Софи уснула у неё на руках, но Эмили продолжала смотреть в темноту. Она почти забыла об этой сцене, но сейчас вспомнила все детали, и прежде всего это состояние: она ощущала себя неуязвимой.

Эмили почти не заметила, как вернулась в середину пентаграммы. Бальтазар молча вытянул руку и провёл золотистой золой по её лбу. Тепло огня нежной волной прокатилось по всему телу. Это была защита, которая окутала её, и пока картина разламывалась, Эмили чувствовала себя точно так же, как и тогда: такой же защищённой, неуязвимой, как и той ночью в кабинете отца, когда она сидела в кресле у окна, и всё, совершенно всё было возможно.

Картина с лёгким треском погасла, а огонь вокруг снова стал ровным и спокойным. Бальтазар коротко ответил на взгляд Эмили и кивнул, словно ни минуты не сомневался, что она найдёт свою картину. Затем он перенёс внимание на золу, и его молчание легло на плечи Эмили, словно успокаивающий покров. Она знала: они будут сидеть тут вместе до предрассветных сумерек – так долго, пока не погаснет огонь и не начнётся её охота.

Она смотрела на языки пламени, и на её губах всё ещё играла улыбка. Внутри глухо пульсировало волнение, но оно не удерживало картину, которую узнала Эмили. Она увидела Софи посреди огня, спящей в своей кроватке, такой, как видела её в последний раз. Эмили охватила волна нежности. Скоро она вернётся к ней, и тогда сёстры снова будут вместе, окутанные любовью и защищённые в самом сумрачном пристанище теней.

Седьмой округ Парижа мерцал в рассветном сиянии. Нежные золотистые лучи солнца скользили по крышам, раскрашивая квартал сказочным блеском, превращая в жемчужины капли росы на траве на Марсовом поле. Это была мирная картина. Однако не для всех. Там, высоко-высоко – на самой вершине Эйфелевой башни, невидимая человеческому глазу, неразличимая для жителей потустороннего мира, стояла девочка-дух. Девочка-охотница. Она искала своего убийцу.