Почтовые открытки - Энни Пру

Она отвозила овощи на консервную фабрику, где ей разрешали консервировать их вместе с коммерческим сырьем. Рей с одним парнем со склада пиломатериалов привез ей морозилку и установил во второй спальне, которой она никогда не пользовалась, но держала ее на случай, если вернется Лоял. Два года она пыталась привыкнуть к морозилке, но ей не нравился вкус овощей, замороженных до ледяного хруста. Тогда она вернулась к консервированию, а поскольку не имела ни подвала, ни кладовки, складывала банки в выключенную из сети морозилку. Мясо и кур она покупала в магазине IGA[81], но жаловалась, что у них нет ни вкуса, ни запаха.

– Мернель, помнишь, каких хороших кур мы выращивали? Я прямо чувствую вкус тех здоровенных петушков, каждый тянул на семь-восемь фунтов, вижу, как он лежит на блюде, с хрустящей корочкой, начиненный хорошим хлебом. От одного запаха слюнки текли. Мне всегда нравилась наша еда, и я скучаю по всему, что мы растили на ферме. Взять хоть говядину. Твой дедушка каждый год держал двух бычков на убой. У нас было два больших забойных дня, один в октябре, другой – в начале декабря, даже во время Депрессии, когда много людей голодало, я готовила мясо. Закатывала в банки. Тушила, а потом закатывала. Ничего нет нежней и вкусней, чем домашняя тушеная говядина. Ее не купишь за деньги – только за любовь. Ничего вкуснее не ела. Или оленье мясо. Его мы тоже готовили по-особому. Лоял, Даб и дедушка, бывало, заготавливали нам оленину. Сейчас люди, те, что живут на равнине, что делают, добыв оленя? Просто режут мякоть на «олений» ростбиф и стейки, жалуясь, что они жесткие или слишком жирные, и закладывают в морозилку. Делают его этим еще жестче. А мы готовили оленину так, что она всегда была нежной, как заварной крем, а жир можно было легко снять, если подержать мясо в холодном месте, перед тем как готовить.

Трейлер с его сподручно организованными пространствами и шкафами ей нравился. Но иногда она вспоминала свою старую кухню: семь шагов от раковины до стола, туда-сюда весь день. Это была идея Рея, чтобы она переехала в трейлер с маленьким масляным обогревателем, канализацией и электричеством, вместо того чтобы, таская дрова с улицы, пытаться согревать старый дом, по которому гулял ветер. Она чувствовала себя словно в гостях, просыпаясь по утрам на узкой кровати с цветочными простынями и видя, как солнечные лучи, похожие на желтые линейки, проникают через жалюзи, а не сквозь рваную штору с кривыми заплатками и пришпиленными бумажными звездочками. Покрытый пледом диван с блестящими подлокотниками и кресло в тон ему, со спинкой на шарнирах, чтобы было удобно сидеть, откинувшись назад. Стул перед телевизором, который купили ей Мернель с Реем. Она включала его, пока готовила на кухне или вязала, включала просто ради «компании», хотя искусственно звучавшие голоса никогда не давали забыть, что это не живые люди. Ей нравились маленькая мойка из нержавейки на кухне, аккуратный холодильник с лоточком для кубиков льда, который она никогда не вынимала, если только не приезжали Мернель с Реем, поскольку, как она выражалась, «не привыкла ко льду». Открытки Лояла с изображением медведя хранились в шкафчике, в коробке из-под сигар. Время от времени они все еще приходили. Единственным недостатком был запах, стоявший в трейлере. В старом доме она никогда не обращала внимания на запахи, если только что-нибудь не подгорало или Мернель не приносила охапку сирени, но здесь стоял вызывавший головную боль запах той дряни, которой приклеивали напольную плитку. Рей говорил, что это, наверное, запах изоляции.

– Что бы это ни было, но он меня когда-нибудь доконает. Впрочем, что нельзя исправить, то следует терпеть. – Она всегда могла выйти и подышать воздухом.

Три раза в неделю она ездила на консервную фабрику и работала в цехе нарезки. Если приходил срочный заказ, брала дополнительные дни. На фабрике перешли к автоматическим овощерезкам со сменными узлами и ножами, и она освоила новые машины быстрее всех. Мастерица цеха Джанет Кампл не могла на нее нахвалиться.

– Посмотрите, как Джуэл все схватывает на лету, – ставила она ее в пример другим. Джуэл уже и не помнила, когда кто-нибудь говорил ей хоть одно похвальное слово. Она краснела и трепетала, когда все смотрели на нее, и вспоминала Марвина, своего покойного брата, который считал, что она очень сообразительная девочка, потому что именно она находила его самодельный бейсбольный мяч, сделанный из комка резиновых ленточек, обшитого коровьей шкурой, в высокой траве, после того как сам Марвин сдавался. Ей тогда было не больше четырех.

Все остальное время она вкладывала в огород, вязание шапок и свитеров для магазинов лыжной одежды и разъезды по окру́ге.

«Проблема в том, что они хотят, чтобы я использовала простую старую шерсть, которая даже раскручивается неровно, потому что в ней полно узелков и петелек, вместо той шерсти приятных цветов, которую можно купить в «Бене Франклине»[82]. Я бы смирилась с этой старой шерстью, чтобы не использовать акриловую пряжу, акрил не обладает упругостью и тянется, но не понимаю, что плохого в том, чтобы немного разнообразить цвета. Нет никакого настроения вязать, когда в твоем распоряжении только унылые серый, коричневый и черный. Зато я отвожу душу на свитерах, которые вяжу Рею».

Дабу в Майами шерсть была ни к чему. Он присылал фотографии, на которых играл в гольф в шортах и цветастых рубашках. Его искусственная рука выглядела почти как настоящая, если не считать того, что цвет у нее был слишком розовый по сравнению с загорелой правой рукой. А вот Рею она на каждое Рождество вязала свитера с потрясающими по рисунку и цветам узорами: зигзагообразные желтые молнии, охватывающие торс, красные аэропланы, мчащиеся по кобальтово-синей груди, бесконечные зеленые северные олени, вышагивающие по бордовым и оранжевым рукавам. Он примерял их и расхваливал, восторженно ахая над каждой искусной деталью, пока Мернель не закатывала глаза и не стонала: «О боже, это невыносимо».

Свитер с утками. Во время одной из своих экскурсий вдоль озера за восемьдесят миль от дома, в ветреный октябрьский день она случайно наткнулась на церковную распродажу в уродливой, отнюдь не процветающей деревне. Две женщины сражались со школьным щитом для объявлений: одна пыталась веревкой привязать к нему плакат, другая обкладывала камнями ножки, чтобы ветер не опрокидывал щит. «ВЫПЕЧКА, ПОДЕРЖАННЫЕ ВЕЩИ – РАСПРОДАЖА «Белый слон». В пользу Моттфордской конгрегационной церкви». За щитом было как раз удобное место для парковки.

Выпечка была не такой, как прежде. Вместо шоколадных пирожных,