Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

я пожелал самому торговцу пить его на здоровье и отправился к большой толпе солдат, окруживших китайскую арбу.

Стоит арба. На ней мешок с грушами и 5 китайцев. Кругом солдаты с ружьями (конвой).

– «Что за люди?», – спрашиваю.

– «Да вот, батюшка, отвечает старший: видите – лежит небольшой мешок с грушами? Это они будто торгуют, пять-то человек у одного мешка, и едут на самые позиции, именно туда, где пушки наши, чтобы сосчитать их. Надоели они нам страсть! Это – японские шпионы».

А «шпионы» сидят себе с самым равнодушным видом, хотя отлично знают, что ожидает их.

Действительно, за деньги многие китайцы усердно служат японцам: стараются под видом торговли поближе подойти к позициям, высмотреть, сосчитать, что нужно, и потом фонарями и флагами передать добытые сведения неприятелю. Теперь им трудно стало работать: постоянно их ловят.

15-го утром ветер тише, но мороз большой. Заложили двуколку, и мы с подполк. Чайковским поехали в 10-й корпус отслужить панихиду по убитом офицере Елецкого пехотного полка Залесском. Бедный юноша! Он только что был выпущен в офицеры, в конце сентября приехал в полк, а 4 октября уже убит.

Приехали в штаб 10-го корпуса. К нам присоединился ген. Цуриков, и мы поехали к могиле. Недалеко от дороги, около китайской деревушки небольшой четырехугольник земли обрыт канавой и обсажен елками; внутри решетка с дверкой, а за решеткой 2 могилы. Очень хорошо обделаны. На них дубовые кресты. Это лежат офицер Залесский и рядовой пехотного полка, боевые товарищи. Я был поражен, как чудно обделаны могилы. Казалось, здесь была сама любящая родительская рука и укладывала каждый кусочек земли, садила каждую елочку. Это все заботы дорогого нашего бывшего командира, ген. Цурикова. Дай Бог ему здоровья!

Отслужили панихиду. Не хотелось уходить из этого тихого уголка. Особенное чувство в душе возбуждают здесь могилы! Хочется их целовать, будто там лежат самые дорогие близкие; существа. Стоим.

– «Отслужились честно царю земному», – со вздохом говорят мои солдаты.

– «А теперь, продолжаю я: они, как мученики, первыми стоят у престола Царя Небесного и служат Ему с небесными силами».

Однако мороз сильно стал пощипывать. Пора домой, и мы потихоньку поехали. Проезжаем массы землянок. Целые села! Расположены они рядами, наподобие улиц, издали производят впечатление могил.

16-го была порядочная стрельба. Погода хорошая, только очень холодно, думаю, градусов 15 было. Я одет тепло и много гулял. После обеда послал Михаила в д. Тадзеин сказать эскадронам, что завтра я приеду к ним служить. Радостный вернулся Михаил, бежит ко мне.

– «Что ты?», – спрашиваю.

– «Да как же, батюшка? В 3-м эскадроне солдаты устроили баню, как следует, с паром и приглашают завтра Вас мыться. Вот радость-то!», – отвечает.

Действительно, приятно услышать такую весть: ведь с 24 июня не были в бане и мылись, как попало.

У нас теперь фанза стала воинственная: по случаю холодной погоды приказано отпускать солдатам по чарке водки, и вот несколько ведер этой влаги в четвертных жестянках водворились у нас; жестянки же эти во всей армии давно получили прозвище пулеметов. Вот теперь и подшучивают над нами посетители.

– «Откуда это и для кого у вас столько пулеметов?» – всегда их первый вопрос.

17–19 ноября

Погодку Господь дал хорошую. Правда, мороз и ветерок, но на чистое небо выплыло яркое солнышко и вступило в борьбу с тем и другим. Победы полной солнышко не одержало, но все-таки мороз наполовину должен был смириться.

С удовольствием ехал я в Тадзеин – предстояло двойное утешение: духовное и телесное. Духовное – сейчас буду служить молебен, телесное – баня.

Въезжаем на столь знакомый и ставший уже дорогим сердцу огород. Солдаты метут; но ветер на нем гуляет с порядочной силой. Очевидно, молиться на этом огороде невозможно: велел прекратить уборку. Идет навстречу ротм. Витковский. Советуемся и решаем, что другого места по погоде для молебна нельзя выбрать, как между лошадиными стойлами и скирдами чумизы. Здесь, действительно, ветра почти не было. Собрали сюда эскадроны, и мы в полном внешнем покое отслужили молебен. Теперь на каждом молебне поем «Воскресение Христово видевше», чтобы этим хоть немного восполнить невозможность совершить св. литургию в воскресный день. Солнышко так пригрело, что я решился далее побеседовать и сказал небольшую проповедь о необходимости и возможности «спасаться» и на войне.

После молебна подходит вахмистр Жучин и говорит:

– «Батюшка! Баня готова: пожалуйте, а потом командир эскадрона просят Вас к себе на чай».

Идем мы с Ксенофонтом. После пришел и Михаил. На пороге бани встречает унт. – оф. Иванов, тот самый, которого 17 июля на ст. Янтай рельсом придавило. Он был в полной амуниции и весь в поту.

Стрелой полетел Семен.

– «Ты выздоровел, слава Богу!», – говорю я.

– «Точно так, батюшка. А доктора-то тогда говорили, что смерть моя пришла; а вот Бог дал, как приобщился, так и стал оправляться. Вы мойтесь подольше: для Вас топили. Мы очень рады. Вот вода горячая, вот холодная, угара нет».

Влетает, запыхавшись, Семен с тазом и разорванными штанами на коленках.

– «Очень дюже бежал с тазом-то: потому батюшка дожидают, и упал. Зачиним», – с улыбкой на лице объяснил он.

Я осмотрелся. Старая престарая фанза вся обставлена гаоляном. Окна заложены кирпичом. Предбанник циновками отделен от самой бани. Внутри около стены сложена печь, и на нее навалена груда камней, которые накаливаются чрезвычайно. На камни льют воду, и пар готов. Стоят 3 огромных китайских глиняных чана, ведер по 15 каждый; в них вода. Каны покрыты новыми чистыми циновками: на них мыться. Жара страшная, и восторгу нашему нет предела, а Иванов еще поддал приговаривая:

– «Парку-то побольше – это очень даже пользительно».

Видя мой восторг, он прямо таял от удовольствия, и пот с него катился градом (Иванов так и не раздевался). А я все похваливаю:

– «Ну, и молодцы же вы, солдаты 3-го эскадрона: этакую благодать устроили! Дай Бог вам доброго здоровья».

– «Действительно, совастожили хорошей вещью», – слышу предбанника голос Семена: «Кажинную неделю для солдат топим. На походе-то, вестимо, где уж чистоту наблюдать? Ну а вот, как баню-то устроили, нажарим, т. е. всякая, что ни на есть, нечисть паром-то отходит. Важно!»

Словом, преинтересные велись во время мытья разговоры. Наконец, вымылись. Напарился я так, что едва добрел до фанзы Витковского, где пил чай и обедал. Да, спасибо 3-му эскадрону. Вот мастера-то! Солдаты мои тоже в восторге.

18 ноября ходил пешком в Суютунь, носил письма. 19-го с утра, на протяжении фронта 10-го и 17-го корпусов, началась ружейная стрельба: и осадные орудия бухали, не переставая, до глубокого вечера. Окна наши