Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

слилось наше пение погребальных молитв. Слезы сами лились у меня. На душе тем более тяжело, что совершенно невозможно здесь отслужить св. литургии.

5 и 6 ноября все возился с желудком. Теперь, слава Богу, оправляюсь.

7 ноября

Встал я утром и вышел из фанзы. Не веселая картина кругом. Свищет холодный ветер, почти буря. Проволока на телеграфных столбах прямо стонет. В воздухе пыль: крутится чумизная солома, гаолян. С криком, кружась и кувыркаясь, носятся стаи ворон.

Сегодня воскресенье. Первая мысль, что стрелой пронзила меня, это – «Господи, и сегодня нельзя помолиться». Немного постоял я среди этого хаоса, и вдруг сразу решение вошло в душу: отслужу хоть молебен.

Иду в свои эскадроны, к нежинцам (их 6-й эскадрон стоит с нами и держит летучую почту), к саперам, штабным, везде спрашиваю, согласны ли по этой погоде простоять молебен. И к величайшему моему удовольствию все, как один, отвечали:

– «Покорнейше благодарим. Очень даже рады помолиться; вестимо, день воскресный… А насчет погоды не извольте беспокоиться: в Рассее-то на Крещенье и не в таком холоде молились».

Иду в обоз, говорю Михаилу. И в 11 часов на том же месте, где служили панихиду, у гаолянной конюшни, поставили столик, а на него Иверскую икону Богоматери, Евангелие, крест. Собралось очень много молящихся. И молебен начался.

Что это был за молебен! Как хватили сотни людей едиными устами и единым сердцем «Воскресение Христово видевше», так и свист, и стон ветра, и скрип деревьев, весь этот гам бури, все пропало; заглушили. Над всем стоял один общий клик:

– «Иисусе сладчайший, спаси нас! Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Пресвятая Богородице, спаси нас!»

И это величание святых, молитва и одушевление победили стихию. Искренняя радость наполнила все существо мое. Вот уж не думал, что сегодня придется помолиться да еще так помолиться. Многие солдаты молились на коленях. Пели все и все, т. е. весь молебен; и тропарь, и «Господи, помилуй», и запевы.

Вот где особенно познается необходимость и польза общего пения: оно сильно одушевляет, заражает, так сказать, молитвенным чувством. Пришел человек на молитву с холодным сердцем. Вдруг запели все. Он невольно подтянул, присоединился и увлекся общей молитвой. Куда девалась и холодность души?! Все разогрелось. Это многие, очень многие испытывали.

Участвуя в общем пении молитв, солдатик изучает чудные церковные напевы, начинает любить их и понемножку петь и сам. Однажды темным вечером вышел я гулять. Слышу: где-то вдали «тарахтит» двуколка и доносится голос, поющий «яко Спаса родила еси душ наших». Я остановился. Звуки замерли в темноте; только еще ближе слышен шум тележки. Вдруг снова пение: «Свете тихий». Кончил певец и запел новую песнь: «От юности моея мнози борют мя страсти». Поравнялся со мной. Смотрю… Пехотный солдатик на двуколке возвращается с позиций, за плечами винтовка, на голове башлык. Невольно благословил его, а он уже проехал и все поет «Святым Духом всяка душа живится и чистотою возвышается». Далеко в ночной тишине разносился его голос, наконец, замер. Я стоял, как очарованный, и едва поборол волнение, охватившее меня.

Так вот, по милосердию Божию, мы помолились. Я даже краткую проповедь успел сказать о воскресении. Для чего умер и воскрес Господь, Который, как Бог, мог и не умирать? Ради нас, людей, Он умер и воскрес. Нет ничего для человека страшнее смерти; но, как только он уверует во Христа, тотчас же этот страх смерти должен исчезнуть, т. к. Господь умер за грехи наши и тем убил смерть; Христос воскрес и всех нас воскресит и дарует в царстве Своем жизнь вечную. Посему я просил воинов теперь не бояться уже смерти, а твердо верить в общее наше воскресение, утешаться этим и приготовляться к смерти святой жизнью. Не смерти-успения, а греха нужно больше всего бояться, так как для ожесточенного, нераскаянного грешника и пробуждение-воскресение будет печальным: ему не будет места в Христовом царстве вечной жизни.

Благословил всех крестом, поздравил с праздником и спрашиваю:

– «Ну, что, дорогие, озябли?»

– «Никак нет, – понеслось со всех сторон: мы очень рады».

– «В таком случае и в следующий праздник приходите: отслужим молебен.

Солдаты побежали и, как кроты, полезли в свои землянки, а я пошел в свой дворец на кан отогреваться чаем. Ксенофонт принес кипяток. Беседуем, вспоминаем, как бывало я приходил из церкви, а он подавал мне самовар «в столовую, а не в такую дрянь, как эта фанза: в Орле-то у меня, говорит Ксенофонт, кухня была в сто раз лучше». Оба смеемся.

– «А ты, говорю я, испеки-ка сегодня просфоры; может быть, завтра Господь погодку даст; так мы поедем в Тадзеин, отслужим там св. литургию хоть в фанзе».

Смотрю… Ксенофонт что-то устремил свой взор на мою шею. Сердце замерло во мне. Ну, думаю, наверно, усмотрел мой тиран, что воротник стал грязный, и заставит меня переодеваться, несмотря на холод. Так, действительно, и случилось.

– «Просфоры-то я испеку, вдруг заговорил Ксенофонт: а вот Вы белье-то, кажется, давно уже не меняли. Посмотрите, воротник-то на рубашке какой стал, да и простыню и пододеяльник переменить пора».

– «Ах, батюшки мои, говорю: уже заметил, ведь видишь – холодно: после!»

– «Нет, как хотите, батюшка: грязь хуже холода. Переменить недолго. А то я матушке напишу; ведь она наказала мне в чистоте Вас водить, а вот Вы не хотите».

Пришлось уступить и переоблачиться; а Ксенофонт с торжеством забрал снятое и пошел довольный, приговаривая:

– «Что у нас? Мыла что ли нет? Слава Богу, все есть: сейчас и выстираю».

Такая торговля довольно часто идет у нас с ним. Ведь какой! Через 3 дня является и начинает теребить.

Как и часто бывает, буря сразу прекратилась, и вечер, в противоположность утру, наступил совсем тихий. Взошла луна. На небе ни облачка. И мы с удовольствием погуляли на сон грядущий.

8-10 ноября

Утро прекрасное: тихое, солнечное. Буду служить св. литургию в д. Тадзеин, послав туда предварительно Михаила приготовить для служения фанзу. Подъезжаем к знакомому огороду. Встречает вахмистр 3-го эскадрона Жучин и говорит:

– «Батюшка! Погода хорошая: ветра нет; разрешите поставить церковь на прежнем месте; а то в фанзе не все солдаты станут».

Я согласился. И еще раз Господь привел отслужить св. литургию с прежней торжественностью. Придется ли еще служить зимой?!

Проповедь говорил о св. архистратиге[52] Божием Михаиле. Просил воинов помнить и твердо хранить в душах своих для подражания следующую отличительную черту из святой небесной жизни Архистратига: Его пламенную ревность о славе Божией. Эта святая ревность выразилась наиболее в том, что Он крепко