Исцеление Вечностью - Евгений Георгиевич Санин

«Сашей», убедили Александра в том, что на этот раз положение очень серьезное. Если не сказать больше…

«Что же делать?.. Как быть?..» — лихорадочно задумался он и вдруг воскликнул:

— Погоди! Не все! Есть ведь еще елеосвящение, или, как его называют в народе — соборование! Это такое таинство, когда прощаются все совершенные по неведению и забытые грехи. Вдруг какой из них, о котором ты и не помнишь, отягощает твою душу и усиливает болезнь?

— Но ведь говорят… соборование — это уже совсем на смерть! — со страхом сказала Вера.

— Наоборот, на жизнь! — поправил ее Александр. — Раньше, действительно, люди прибегали к этому таинству в самых тяжелых случаях болезни. Но теперь время такое, что некоторые священники советуют собороваться раз в году, а то и в месяц!

Александр посмотрел на Веру, быстро оделся…

— Ты потерпи! — он чуть было не сказал «Не умирай пока!» и, крикнув: — Я мигом! — минуя лифт, помчался по ступенькам вниз…

В храме первым он увидел отца Льва и сказал, что нужно срочно соборовать Веру.

— Да я бы хоть сейчас… — простонал тот. — Но когда? Через три дня сдача воскресной школы в эксплуатацию! Я даже на ночь домой не уходил и неизвестно еще когда попаду туда…

Отца Игоря тоже, как нарочно, не было ни дома, ни в храме…

К счастью, Александр заметил стоявшую в углу двора маленькую машину своего духовного брата и, подбежав, увидел сидевшего в ней — отца Никона!

Выслушав задыхавшегося от волнения Александра, он, хотя и явно куда-то уже собирался ехать, просто сказал:

— Ладно, коль такое дело, то я пособорую! Только вот в чем беда — у меня нет ничего для совершения этого таинства.

Узнав об этом, словно специально проходивший мимо них Сергий быстро собрал в алтаре все необходимое в сумку и вынес ее отцу Никону. Они сели в его машину. И уже через полчаса были у Веры.

Александр помог отцу Никону прочитать канон, а тот, тем временем, зажег семь длинных свечей, поставленных, чтоб не упали, в блюдо с рисом.

И началось соборование.

Александр читал Апостола. Отец Никон, прочитав затем очередной отрывок из Евангелия и молитву, гасил одну свечу за другой и подходил к Вере с кисточкой и баночкой с освещенным елеем.

Та послушно подставляла лицо, горло и руки и, сидя, внимательно слушала о том, как милосердный самарянин помог израненному разбойниками человеку, возлив на его раны вино и елей… как Сам Христос исцелил тяжело заболевшую горячкой тещу святого апостола Петра… как вышедшие на встречу жениху пять мудрых дев вместе со светильниками своими взяли с собою и масла, благодаря чему смогли возжечь гаснущие — так как жених задерживался — светильники и войти с ним на брачный пир, а пять неразумных дев, забывшие взять масло про запас, навсегда остались вне затворенных дверей… наконец, как Иисус Христос сказал фарисеям, что не здоровые имеют нужду во враче, но больные, и посоветовал им пойти научиться, что значит: милости хочу, а не жертвы. Ибо Он пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию…

После совершения таинства отец Никон сказал, что теперь Вере хорошо бы еще причаститься и, пообещав приехать для этого завтра утром, ушел.

После соборования Вера заметно повеселела.

— Еще бы! — радовался вместе с нею Александр. — Ведь теперь тебе простились все грехи, которые ты забыла или совершила по неведению!

— А если я помню еще и другие? — неожиданно спросила Вера.

Александр с недоумением посмотрел на нее:

— Так тебя же исповедовал уже отец Лев.

— Да, но это было несколько месяцев назад. Сколько я за это время всего натворила! Ты же ведь сам был тому свидетелем. И потом, тогда, в больнице, отец Лев хоть и исповедовал меня очень долго, но я очень волновалась, мало что еще понимала, да и разве могла вспомнить все?

Александр согласно кивнул и сказал:

— Тогда тебе нужно сделать генеральную исповедь!

— А как это?

— Вспомнить все грехи с самого детства и лучше всего записать их. Дать тебе для этого чистый листок?

— Нет, если что, я и из тетрадки вырву!

Вечером они, как всегда, прочитали молитвенное правило и акафист. А наутро, когда Александр вошел к ней, Вера показала не один листочек, а полностью исписанную мелким почерком тетрадь.

— Да-а… — с невольным уважением посмотрел на нее Александр и одобрительно добавил: — Ну что ж, очищаться, так очищаться!

— А как же? — удивилась Вера. — Тещу Петра Христос только за руку взял и вылечил… Кровоточивая — помнишь, ты мне в Евангелии читал — только края ризы Его коснувшись, получила исцеление… А в меня сегодня войдет Он — Сам! Разве можно такого Гостя впускать в немытую и неприбранную горницу?!

И почти без сил откинулась на подушки, в ожидании приезда отца Никона…

Приехав, тот — с Дарохранительницей на груди — сразу вошел в комнату Веры, попросил Александра выйти, а затем исповедовал и причастил Веру.

После причастия она долго сидела с закрытыми глазами. И то ли спала, то ли о чем-то думала. Когда Александр однажды заглянул к ней, чтобы узнать, все ли в порядке, то с удивлением увидел, что она с радостным выражением на лице тянет к кому-то невидимому для него руки…

Наконец, Вера открыла глаза, позвала его и совершенно спокойным голосом уверенно сказала:

— Я видела рай. И Его! Прости, но ни о чем не расспрашивай. Это невозможно передать земными словами…

12

Вопреки надеждам Александра, что у Веры после соборования и причастия все окончательно пойдет на поправку, после краткого, на несколько часов совершенного облегчения, ей наоборот стало еще хуже. Она уже совсем не вставала с кресла. Ей постоянно не хватало воздуха, и уже не только форточка, но и окно в ее комнате было постоянно открыто, отчего быстро простудилась и слегла одна из сестер милосердия.

Скорую помощь вызывали по несколько раз на день и еще по ночам. Она приезжала. Врачи делали уколы. Ставили кислородную маску. И, в конце концов, не выдержав, посоветовали:

— Да дайте же человеку умереть спокойно!

Гульфия и сестры милосердия прекрасно видели, что оставшееся время жизни Веры пошло на часы.

Только Александр не верил, что она умрет, и был убежден, что это, хоть и очень сильное, но, как и прежние, — временное ухудшение.

А Вера тем временем таяла, теряя последние силы, и с каждым разом все более надолго впадала в забытье. Она сама уже, окончательно смирившись со своей участью, утешенная видением, готова и даже рада была умереть. Но что-то