Как научить лошадь летать? Тайная история творчества, изобретений и открытий - Кевин Эштон

Хиббард задержался на работе, чтобы написать ответ на это открытие:

Дорогой Джонсон!

Прошу прощения за плохую печать, но я набираю письмо с рабочего места, а печатная машинка на фабрике, очевидно, никуда не годится. Ты можешь быть уверен, что здесь все очень радовались, когда получили телеграмму о твоей находке и том, каким простым оказалось решение проблемы. Очевидно, это очень важное открытие, и считаю, что нам повезло, что именно ты пришел к нему. Не стоит и говорить, что добавить эти детали не составит труда. И я думаю, мы дождемся твоего возвращения, чтобы приняться за работу.

Что ж, заканчиваю писать. Вероятно, ты удивишься, когда увидишь самолет. Он получается отменным.

С уважением,

Хиббард

Когда Джонсон вернулся в «Локхид», его ждало повышение. Теперь он стал шестым инженером на предприятии.

История «Сканк уоркс», первого американского боевого истребителя, сверхзвукового самолета, стелс-технологии и всего остального, что последовало дальше, началась именно с того самого события. Почти в любой другой компании в разговоре практически с каждым руководителем Джонсона бы высмеяли и прогнали, возможно, даже уволили бы. Сначала и Хиббард хотел так поступить. Но у него была редкая черта: уверенность в своих интеллектуальных способностях.

Люди, уверенные в своем уме, не нуждаются в его демонстрации. Они основываются на опыте и ищут истину. Те же, кто не уверен в собственном интеллекте, хотят показать всем вокруг, насколько они умны. Они эгоистичны и жаждут триумфа.

Уверенность в интеллекте никак не связана с самим умом. Люди, которым лучше удается работать руками, чем мозгами, обычно не сомневаются в своем разуме. Они осведомлены о пределах собственных знаний и симпатизируют тем, кто знает больше. Умные обычно тоже уверены в своем интеллекте — по той же самой причине.

Неуверенность свойственна всем остальным, не особо умным и не особо глупым. Они не только представляют подавляющее большинство, но и чаще всего становятся руководителями. Люди, которые в основном работают руками, интересуются должностями управленцев не более, чем нобелевские лауреаты. В результате значительная часть руководителей и директоров не уверены в своем интеллекте. Холл Хиббард был исключением из правила, и он оказался в нужном месте в нужное время.

Реакция Хиббарда на критику его самолета новым сотрудником была идеальной. Одна из самых правильных фраз, которую может сказать руководитель, — это «покажи мне».

Фрэнк Филипетти, музыкальный продюсер таких музыкантов и групп, как Foreigner, Kiss, Барбра Стрейзанд, Джордж Майкл и Джеймс Тейлор, использует подход «покажи мне», чтобы справиться с творческими конфликтами внутри студии:

Имея дело с творческим процессом, всегда будете сталкиваться с эго. У меня только одна философия: я никогда не буду ввязываться в спор о звуке или обсуждать, как что-то будет звучать. Я имел дело с людьми, которые говорили мне, что помещать бэк-вокал в первый припев будет плохой идеей, и они в течение получаса рассуждали об этом, вместо того чтобы поставить чертову запись и послушать. В большинстве случаев, послушав запись, все соглашаются. Но они будут сидеть на месте и спорить, вместо того чтобы просто послушать. Можно до посинения разглагольствовать на эту тему, но в конечном счете все сводится к звучанию, которое может иногда вас удивить. Иногда я думал, что совершенно прав, а потом слушал запись и был вынужден признать, что на самом деле это звучит отлично. Просто удивительно: как только ты говоришь «давайте послушаем, что получилось», все в итоге внезапно слышат одно и то же. И тут уже не до эго336.

Письмо Хиббарда было аналогом ответа «на самом деле звучит отлично». Для Джонсона это было настолько важно, что он сохранил послание на всю жизнь.

3

Об истине и клее

В ноябре 1960 года американский нейробиолог Роберт Галамбос кое-что понял. «Я знаю, как работает мозг», — сказал он вслух337.

Неделей позже Галамбос представил эту идею американскому исследователю нейроанатомии Дэвиду Риоху, который десять лет был его руководителем. Встреча прошла неудачно. Риох не произнес «покажи мне». Его разозлила идея Роберта. Он велел ему не обсуждать свою гипотезу публично и не писать о ней статьи, а также прочил ему конец карьеры. И он почти оказался прав: уже через несколько месяцев Галамбос искал новую работу.

Они оба трудились нейробиологами в Армейском научно-исследовательском институте имени Уолтера Рида, расположенном в городе Силвер-Спринге. Они шли плечом к плечу десять лет, пытаясь понять, как работает человеческий мозг и как можно его «починить». Вместе с коллегами возвели институт в ранг одного из самых уважаемых и престижных центров нейробиологии в мире. Галамбос, которому тогда было 46 лет, был не только успешным нейробиологом, но и знаменитым. Во время работы исследователем в Гарварде он и профессор зоологии Дональд Гриффин впервые предоставили исчерпывающие доказательства того, что летучие мыши используют эхолокацию, чтобы «видеть в темноте», а это было знаменательным открытием. В те времена его приняли не все специалисты, но сегодня мы воспринимаем это как факт. Вопреки достижениям Галамбоса и их долгому сотрудничеству с Риохом тот очень быстро вынудил Роберта уволиться из-за его новой идеи. Через полгода Галамбос навсегда покинул Риоха и Институт Уолтера Рида.

Идея Галамбоса была, очевидно, очень простой: он предположил, что работу мозга обеспечивают глиальные клетки. Сорок процентов клеток головного мозга составляют глиальные, но в 1960 году считалось, что их единственная функция — соединять другие, более важные клетки и, возможно, служить им основой и защитой. Это предположение отразилось в их названии: слово «глия» на среднегреческом языке означало «клей».

Проблема Риоха с идеей Галамбоса напоминает историю, произошедшую в XIX веке с испанцем Сантьяго Рамон-и-Кахалем. Он был лауреатом Нобелевской премии по физиологии и медицине, а также центральной фигурой в области развития современной нейробиологии. Примерно в 1899 году врач заключил, что определенный тип клеток, чувствительных к электрической стимуляции, критически важен для работы мозга. Он назвал эти клетки нейронами от греческого слова «нерв». Его идея стала называться «нейронной доктриной». К 1960 году все специалисты в этой области верили в нее. Как и в случае с глиальными клетками, термин Кахаля отражал функцию, и с тех пор наука о мозге стала называться нейробиологией. Идея Роберта Галамбоса, что глиальные клетки играют такую же важную роль в работе мозга, поставила под вопрос убеждения каждого нейробиолога, включая Дэвида Риоха. Эта идея подвергала сомнению основные положения всей области знаний, могла спровоцировать настоящую революцию и угрожала падением империи нейрона. Риох осознал эту угрозу и перекрыл кислород исследованиям Галамбоса.

По прошествии некоторого времени после их конфликта идея Галамбоса получила широкое признание. Ученых больше не увольняют за идеи насчет глиальных клеток. Теперь их продвигают по службе. Появляется все больше доказательств в поддержку гипотезы Галамбоса и того, что глиальные клетки действительно играют жизненно важную роль в обмене сигналами и коммуникации внутри головного мозга. Эти клетки выделяют жидкий секрет, функция которого еще не определена и гипотетически может сыграть важную роль в лечении таких проблем, как болезнь Альцгеймера. Разновидность глиальных клеток, так называемые астроциты, имеющие форму звезды, могут быть более чувствительными передатчиками сигналов, чем нейроны. Через пятьдесят лет после спора Галамбоса с Риохом в одном научном обзоре написали: «Скорее всего, мы еще не представляем, насколько важную роль выполняют глиальные клетки»338.