Перст судьбы - Марианна Владимировна Алферова

Ада. Не надо жадничать. С Пиратом пожадничала, и он сдох в колодце по твоей вине. Жадность – это порок.

Я ушла от Мастера ключей в отчаянии. В моей копилке и десяти флоринов не наберется. Тысяча флоринов! Что может стоить такую кучу денег?! Правда, у меня есть великолепное кольцо с изумрудом и бриллиантами, подарок короля. Когда Пират угодил в ловушку, кольца у меня еще не было – иначе я бы его непременно продала и спасла Пирата. А сейчас? Я могу продать кольцо. А что, если отец спросит, почему я не ношу кольцо? Что тогда? Скажу: потеряла. Но он сразу поймет, что я вру. Попросить у Франческо в долг? Но у него нет тысячи флоринов – это точно.

В конце концов, лурс сам виноват. Он по своей глупости угодил в ловушку. Самонадеянно вообразил, что может пробраться в библиотеку. А попал в «Колодец дьявола». Может быть, даже он шел совсем не в библиотеку, а в золотую кладовую короля. Арабелла сказала, что в одной из ловушек замка непременно кто-то умирает. Быть такого не может! Или может? Тогда почему мы здесь живем? Почему ежеминутно не помним об этом? Слишком больно? Или потому, что не можем ничего сделать, миримся с тем, с чем мириться нельзя?! И я ничего не могу сделать. Мне не собрать тысячу флоринов.

Не собрать! Даже если я продам кольцо. Мысли проносились в моей голове как осенние листья, гонимые ветром. Лоб мой пылал, во рту пересохло, в висках как будто стучали молоточки.

Пусть лурс выбирается сам. Ведь у него непременно был какой-то план на этот счет. А если не было – значит, он – дурак, так ему и надо, непутевому.

Я убежала к себе в комнату, упала на кровать и разрыдалась.

* * *

Десять дней я старалась не думать о пленнике. Я даже начинала воображать, что его уже там нет, в этом мерзком колодце, что он спасся.

На одиннадцатый не выдержала и побежала посмотреть: лурс был на месте. Он начал обрастать бородкой, волосы его свалялись, щеки запали. Он почувствовал, что я пришла. Подошел к стеклу, глянул. Но почему-то не туда, где я стояла, а куда-то наверх. Глаза у него были огромные, ярко-зеленые. У людей не бывает таких глаз. И в этих глазах была такая тоска. В них была смерть.

* * *

Шел уже тридцать восьмой день плена Витали, когда я наконец решилась продать кольцо. Нам как раз позволили выйти в город: мне, Франческо и Ирме. Так что либо сейчас, либо уже никогда. Я уговорила Ирму зайти в лавку ювелира на Ратушной площади.

– Зачем? – поинтересовалась Ирма. – Откуда у тебя деньги? Кто тебе их дал? Лурс, когда ты была на карнавале? За что?

– Отец подарил мне сто флоринов, – соврала я не очень умело. – Мы можем купить по цепочке. Мне и тебе.

– Мне нужны серьги! – заявила будущая главная фрейлина. – Как раз за пятьдесят флоринов. Я уже присмотрела.

Когда Ирма видит золотые цепочки и колечки, она попросту теряет голову. Вот и теперь, едва мы зашли в лавочку, она кинулась выбирать себе сережки и никак не могла решить: какие предпочесть – с жемчугом или с гранатами. Пока она обсуждала столь важную проблему с молодым подмастерьем, перебирая выставленные на бархатных подушечках драгоценности, я продала свое кольцо за восемьсот пятьдесят флоринов, да еще ювелир подарил мне симпатичное оловянное колечко с зеленым стеклышком.

Из этих денег пришлось оплатить серьги Ирмы. Кошелек с деньгами я запрятала под юбку, как посоветовал Витали.

Вечером я попросила двести флоринов у Гвидо, и он нехотя дал мне в долг под десять процентов в месяц. Он был нашим дворцовым ростовщиком, умница Гвидо. Но давал всегда не больше ста флоринов. Для меня в этот раз все же сделал исключение. Итак, тысяча флоринов у меня имеется. Завтра пойду к мастеру ключей. Только бы дождаться утра. Меня всю трясло, я знала, что сегодняшней ночью не засну.

* * *

Тем же вечером ко мне в спальню зашел отец (не помню, когда он заглядывал ко мне перед сном и было ли такое вообще, даже в самом далеком детстве), прямиком направился к комоду в углу, открыл верхний ящичек, достал коробку, в которой прежде хранилось кольцо, и открыл. Коробка была пуста: я не осмелилась положить туда оловянную подделку.

– Где кольцо? – повернулся ко мне король.

Я сидела на кровати скорчившись, ни жива ни мертва.

– Где кольцо – я спрашиваю? Фамильное кольцо, которое я получил от своей матери!

– Н-не знаю… – О, какая примитивная, безнадежная ложь.

– Ты его продала?

– Нет.

– Тогда его кто-то украл? Кто мог, кроме тебя, его взять? Ну!

Я молчала.

– Говори, дрянь! – Он шагнул ко мне. Показалось – поднял руку.

– П-п-продала…

– А деньги?

Я протянула отцу кошелек, вытащив его из-под юбки.

– Какая же ты жалкая врушка! – Король забрал всю тысячу флоринов, предназначенную на выкуп пленника, и ушел.

Значит, Ирма только притворялась, что была занята выбором сережек, а на самом деле все время следила за мной! В этот раз она донесла лично – не стала требовать показательного покаяния.

Десять дней меня не выпускали из комнаты. Десять дней со мной никто не разговаривал. Мне давали только хлеб и воду. А когда выпустили, первым делом я кинулась в черную комнату рядом с библиотекой. Лурс все еще был там. Меня бросило в жар, сердце часто-часто забилось, и внутри все сжалось от непереносимой жалости.

«Но что, если… Что, если, – стучала в мозгу страшная мысль, – другие испытывают только это волнение и этот ни с чем не сравнимый жар, но не чувствуют жалости, что тогда? Получается, чужая смерть должна их возбуждать?! И во время казни, глядя, как отрубленная голова катится с плахи, зрители в большинстве своем испытывают восторг? Быть того не может! Или… может?»

Бедный-бедный лурс! Глупый-глупый! Зачем он залез в эту чертову ловушку? Зачем ему понадобились трактаты Бемана? Ведь именно Андреа Беман построил в замке ловушки.

Вот именно!

Планы ловушек! Как же я сразу не сообразила! Они должны быть в одном из свитков.

Трактаты Бемана, запертые на верхней галерее библиотеки. Чтобы попасть туда, надо раздобыть ключ от двери.

– Я открою дверь, – пообещала я лурсу и погладила стекло.

Он посмотрел в зеркало и не увидел меня.

Погодите! Но почему я думаю, что там зеркало? С чего я взяла? Так все говорят. Ну да, говорят. Но никто не спускался в