Песок в раковине - Н. Свидрицкая

отец был Кузнецов. А мама была сама из Львова, хоть и русская, не украинка; у неё тоже никого не осталось, только какие-то тётки и двоюродные братья, мы с ними никакой связи не поддерживали. Я даже не знаю, кто они такие, как их зовут и как они выглядят. У меня остались только свекровь, бывший муж, да Неродная бабушка. Вот её мне жаль. Но я даже не знаю, жива ли она ещё; когда мой сын умер, ей было семьдесят. Сейчас ей должно быть семьдесят семь, если она жива. У неё родной есть внук, Андрей, у него жена есть, дети — она не одинока.

— Почему Неродная бабушка?

— Потому, что она мать мамы Тани, второй жены отца. Мама Таня меня вылечила. Она работала в санатории, где я лечилась, совсем маленькая ещё. Я же всё время болела. И вышла за отца замуж, чтобы быть со мной. Она была… замечательная, самая лучшая на свете. Её сбила машина на улице, прямо возле нашего дома. Мне было семнадцать.

— Жизнь не щадила тебя. — Сказал Ивайр. Глаза его потемнели, но льда в них, как прежде, не было, наоборот. Никогда и никто не смотрел так на Анну, даже те, кто жалел её когда-то: с такой бездной сострадания в глазах, которое она могла бы принять, в отличие от жалости, отталкивающей её. Запнувшись, она смущённо улыбнулась:

— Вот жаловаться-то я как раз и не хотела. Извини.

— Я знаю. — Возразил он. — Я просто задал такой вопрос. Извини ты меня.

— Что такое человеческая судьба по сравнению с судьбой Вселенной. — Криво улыбнулась Анна. — Мелочь. Таких миллионы, кому-то везёт, кому-то — нет.

— Вселенная сама умеет позаботиться о себе. — Возразил Ивайр. — И будущее наступит независимо от людей. Знаешь, почему кинтаниане и мероканцы, всегда бывшие союзниками, порой враждуют до такой степени, что начинают выяснять отношения с помощью боевых искусств? Я сам дрался с тремя кипами на Корте; ты не представляешь, как мне тогда влетело от отца!

— Почему?

— Потому, что для мероканца существует только благо Дома, а для Дома — благо каждой Крови. «Каждая Кровь свята» — это один из законов Озакх. Общественного блага для мероканцев не существует. А для кинтаниан напротив, личное благо — ничто по сравнению с общественным. У них такая строгая система в этом плане, что дух захватывает. Семья преступника обязана либо отречься от него, либо разделить его судьбу; предателем считается не только тот, кто предаёт свою касту, но и тот, кто знает о предательстве, но не разоблачает его, бездеятельность так же считается преступлением. Мероканцы кажутся им преступниками уже просто потому, что не мстят Лавайру.

— У нас что-то похожее тоже было. В сталинские времена как раз. Вот уж поистине: нет ничего нового под солнцем!

— Под звёздами. — Поправил Ивайр, улыбнулся, и она заулыбалась тоже. Ей было хорошо. Только что случился небольшой всплеск боли — и тут же утонул, иначе не скажешь, во взгляде её киборга. И теперь ей было просто хорошо, как давно уже, а может, и никогда не было. Захотелось продолжать говорить — о чём угодно, только бы развивать то, что она посчитала успехом, началом настоящего сближения, которого он так долго не хотел.

— Ты обещал рассказать про эксперименты мероканцев на Савале и Терре.

— Ты действительно хочешь услышать об этом сейчас?

— А почему бы и не сейчас? Надо же скоротать время до утра.

— Видишь ли, когда-то мероканцы обожествляли Ур, считали себя их потомками и полагали, что обязаны продолжать их миссию. Которую понимали так: если Ур просто насаждали жизнь, то мероканцы, их потомки, должны развивать эту жизнь, поднимать до своего уровня. Всякими… доступными им способами. В том числе — и облагораживая отсталые расы своей кровью. Не смотри так, в истории каждой расы в этой Вселенной есть страницы, которые перечитывать не очень-то приятно. Да, мероканцы создавали в отсталых мирах культ или религию имени себя, и занимались просветительством и облагораживанием. Рад сказать, что не все — это была, скорее, особая секта, убеждённая в своей правоте, но их не многие поддерживали, хотя и не препятствовали, пока не стало ясно, насколько эта деятельность вредна.

— Почему?

— Потому, что новые знания не меняют ничего вот здесь, — он дотронулся пальцем до виска, — и здесь, — коснулся затем груди. — Потому, что самое страшное, что человек несёт с собой — это не оружие его, не машины, даже самые совершенные и предназначенные убивать. Самое страшное — именно вот здесь. Это самое страшное оружие из всех возможных. Именно поэтому Лига «закрыла» Гароду. Лига боялась даже не самой мафии, как таковой, а того, что она делала с умами других. Это как клетки раковой опухоли — они заражают всё вокруг себя и расползаются по всему телу. Одних подкупает лёгкая нажива, других принуждает шантаж или угроза, третьих — желание отомстить, и вот уже невозможно бороться с этой мерзостью, потому, что их слишком много. Их боятся, с ними не хотят связываться, с ними невозможно связываться, потому, что их много, и они везде. У сектантов получилось не облагородить миры, которые они выбрали, а сильно подтолкнуть их в развитии — в то время как нравственность и рассудок остались на первобытном уровне. Первобытные инстинкты просто-напросто получили оружие, с помощью которого смогли удовлетворить свои аппетиты, не встречая естественного сопротивления, которое в противном случае научило бы их многому. К тому же, осчастливленными и облагороженными оказались не все расы на этих планетах — и это привело к наличию совершенно разных цивилизаций, разных по своему развитию. А в итоге — к порабощению и уничтожению одних другими, к войнам на истребление, к вечной вражде, к геноциду, грабежу и торжеству стяжательства, которое мы, мероканцы, считаем худшим из пороков.

— Я поняла. — Задумчиво сказала Анна. — Да, похоже, что ты прав. А почему ты догадался?

— Потому, что каким бы гением не был Вэйхэ Шитаха, и как бы совершенен ни был его метод, он не смог бы ничего сделать, не будь в твоих родителях мероканских генов. И очень сильных. Я уверен в этом. Они есть в савалянах, в кортианах — на Корте, правда, метод мероканцев неожиданно оправдал себя, но Корта — это во всех смыслах уникальная планета, — есть ещё в нескольких расах. Исторические источники говорят о десяти планетах. До сих пор мероканцы знали только две. Теперь уже три…

— А не логичнее было сделать это на Корте, с настоящими мероканцами, или хотя бы с кортианами? — Сердито спросила Анна.

— На Корте