Песок в раковине - Н. Свидрицкая

луной почти в полнеба, как поняла: она должна это увидеть, и плевать, каким образом Ивайр это устроит. В конце концов, она уже сама неплохо летала, и могла полететь одна, в истребителе. Но Ивайр почти не возражал. Он вообще не мог с нею спорить — программа не давала, — и проглотил свои возражения, как только понял, что она всё равно полетит, но в худшем случае — одна. И в тот же вечер, как зонд вернулся на Грит и скачал свою информацию в архив, Анна и Ивайр полетели на обитаемый спутник.

Ивайр всё-таки попытался свести риск к минимуму: выбрал место, максимально удалённое от экватора и мест, где до сих пор жили люди — зонд показал, что там жили именно люди, — но где ещё сохранялась терпимая для людей температура воздуха, что-то около минус тридцати — сорока. Там находились построенные уже поверх руин станции, где либо люди пытались продержаться какое-то время, либо велись какие-то работы, и Ивайр собирался в такой станции уберечь от холода Анну и машину. Станция была пуста — зонд, запущенный уже самим Ивайром из верхних слоёв атмосферы, подтвердил это, — и он рассчитывал, что там им ничто не угрожает.

Зрелище гигантской луны вполне оправдало ожидания Анны. С поверхности спутника совсем не видны были жёлтые и зелёные полосы; луна была красно-розовой, и в свете её снега и льды сверкали царским пурпуром и горели рубинами. Катастрофа принесла на спутник смерть, но и потрясающую, фантастическую, фееричную красоту, от которой захватило дух и у Анны, и у Ивайра, повидавшего гораздо больше.

Когда Анна вслед за ним покинула кабину, в незащищённые маской участки кожи тут же впился лютый холод — она и забыла, как это бывает! Так же, как забыла скрип снега под ногами и ледяной блеск холодных, слабых в царственном сиянии луны звёзд. Ей захотелось ощутить запах снега, так сильно, что она чуть не потянула с лица маску, но посмотрела на Ивайра — и передумала. Она, в конце концов, обещала слушать его во всём. Он открыл вход в станцию, громоздкий — люди изо всех сил защищались от холода, — тяжело поддавшийся. Вошёл внутрь, что-то где-то нашёл, что-то где-то открыл и включил, причём затратил на это не больше пяти минут — и везде зажегся свет, станция ожила, мужской сердитый голос потребовал коды допуска. Это было, как в земном фантастическом фильме девяностых годов: очень было похоже, и стиль интерьера, и дизайн. Но аппаратура была, скорее, конца восьмидесятых, громоздкие терминалы с множеством кнопок и рычагов, выпуклые серые экраны, хромированные поверхности…

— Почти, как дома. — Заметила Анна. — Даже хуже.

— Здесь есть автономный источник энергии. — Сказал Ивайр. — Если я смогу его запустить, он даст на какое-то время достаточно тепла, чтобы ты почувствовала себя комфортно. Недостаточно для длительного пребывания здесь — потому, наверное, они эту станцию и покинули, — но вполне достаточно суток на двое, а дольше мы здесь не задержимся, я полагаю?

— Да, наверное. — Легко согласилась Анна. Честно говоря, её не тянуло наружу. Ей ужасно хотелось осмотреть всё здесь, посмотреть, как эти люди жили, какими вещами пользовались, может, увидеть какие-то изображения — судя по всему, у них должна была уже хорошо развиться фотография, может, даже фильм какой найти? В книгах герои всегда находили фильм.

Но здесь её ждало разочарование: люди покидали станцию без спешки, забрав с собою всё своё добро и тщательно прибрав за собою. Она могла только предполагать, для чего служили те или иные помещения, но кухню опознала безошибочно. Судя по величине плиты, готовили здесь на несколько человек; теперь Анне стала понятна и планировка: это была секционка, помещение на несколько человек, несколько маленьких спален, одна большая гостиная и большая же кухня с вмонтированными в пол плитой и столом, которые только поэтому остались на месте. Анна устроилась с ногами на широком подоконнике, любуясь антарктическим пейзажем, а Ивайр решил почти всю мощность генератора пустить к плите, чтобы та нагрела воздух в кухне, вместо того, чтобы обогревать всю станцию. Минут через пятнадцать воздух нагрелся достаточно для того, чтобы Анна могла снять маску. Ивайр счёл, что дышать здесь можно, а вредоносные вирусы на таком морозе не опасны, и Анна с облегчением стянула маску. Пахло нагревающейся плитой — обычный, малоароматный, но вполне узнаваемый и терпимый запах.

— Почти, как дома. — Повторила она. — Мне их даже жаль, почему-то. Как ты думаешь, что здесь произошло?

— Самая реальная версия — столкновение с большой кометой. Здесь их сотни, в небе даже сейчас их можно увидеть три.

— И почему здесь всё замёрзло?

— Может, ось сместилась? Столкновение было таким сильным, что… А впрочем, может, столкнулась с кометой как раз вон та луна. Потому, что следов крупной космической катастрофы здесь, на спутнике, нет.

— Тебе не интересно узнать?

— Интересно. Но я пока не вижу возможностей выяснить это в ближайшие дни. Вот налажу связь, можно будет послушать их передачи. Судя по экранам, которые мы видели, средства массовой информации у них существуют.

Он сделал Анне согревающее питьё, и та, отхлёбывая его из чашки, продолжала болтать:

— У нас тоже есть красная планета, Юпитер. Мне кажется, она похожа на эту, хотя я, конечно, никогда не видела её вблизи, да и не вблизи — тоже. Просто знаю из учебников, что она красная. А эта казалась скорее жёлтой, полосатой такой, да? А отсюда — красная.

— Из-за атмосферы, красный цвет сильнее.

— На Юпитере, конечно, вообще никакой жизни нет, хотя я не уверена, там ещё никто не был, но кажется, у него есть спутник, на котором есть вода, хоть и замёрзшая. А у нас считают, что где вода — там и жизнь.

— У Кинтаны есть спутник, Илот, где есть вода, даже реки и болота, но жизни нет. Никакой.

— Почему?

— Неизвестно. Вообще в таких случаях у нас говорят: «Вселенная полна чудес».

— Когда нельзя что-то объяснить?

— Ну, да. А ещё — мили литрами не измеришь.

— Это мне нравится. — Усмехнулась Анна. — Я что-то и не вспомню с маху ничего похожего. Знаешь, я иногда думаю так, словно ещё вернусь домой: что-нибудь увижу, и думаю: «Надо дома так попробовать», или: «А почему бы дома так не сделать?», понимаешь?

— Понимаю. Ты скучаешь по своим родным?

— У меня нет родных. Мои предки были дворяне, по отцу, Полонские, в сталинские времена их всех репрессировали; папа в детском доме рос, и фамилию на Полонских мы только в девяносто втором поменяли, а до того