Robbie Williams. Откровение - Крис Хит

«Ну поделитесь слухом каким-нибудь, пока я здесь, — говорит он. — Мне реально дико скучно. Вы жаловались, что ждать приходится слишком долго? Вы, может, обсуждали, чтоб подвести королеву?»

Они все отвечают, что нет.

«Ах, — говорит он тоном эдакого знающего дядюшки и как будто делая себе заметку на память, — ну вы еще до этого не дошли».

* * *

«Милые мальчики», — говорит он, вернувшись к себе в гримерку. Наконец Роб может идти на сцену на поклон публике. Его ставят рядом с Алишией Кис. Мы, все те, кто с ним, поставлены в плохо освещенную боковую часть сцены, вроде бы далеко от всех, и как же мы удивлены, когда внезапно видим королеву и принца Филиппа всего в паре метрах от нас — они идут мимо нас. Принц Филипп, бросив на нас взгляд, замечает сухо «А вы, парни, всегда стоите в темноте».

Несколько минут спустя мы снова встречаемся с Робом.

«Ну знаете, она совсем не такая, как я думал, — заявляет он. — У меня предрассудки сплошные были».

«Кто, королева?» — уточняет Джози.

«Да нет, — отвечает Роб. — Алишия. Она здесь весь день была, участвовала в генеральной репетиции, чего я не делал, и она мне все советовала: иди туда, сделай то, се… Храни господь Алишию Кис. Какая милая. Какая чудесная».

А по поводу королевы…

«Королева, — комментирует Роб, — вообще не знала, кто я такой. Она спросила „вы же тот человек на веревках?“ В начале представления на веревке спустился Дэвид Уоллиамс. „Я подумал: мог бы домой уехать“».

«А ты что сказал ей?» — интересуется Айда.

«Я сказал, нет, мадам, но я на них бывал».

«А она чего?»

«Это ведь очень трудный этап, не так ли?»

Роб уверен, что она имела в виду не его возраст тридцать-с-чем-то.

«Я такой, мадам, сегодня был прекрасный этап. Ну и все».

Но есть еще деталь.

«Я пожал Герцогу Эдинбургскому руку по-масонски, — говорит он, — чтобы просто проверить, как он отреагирует».

И что?

«И ничего. Он не один из них, точно».

* * *

К концертам в O2 история о том выходе на поклон — исправленная и приукрашенная — уже стала номером концерта.

«Она, черт возьми, вообще не в курсе, кто я такой, — рассказывает он публике. — Ни черта не знала». Первую встречу в Букингемском дворце он описывает так: «После меня представили королеве, и она решила, что я из группы Madness». После чего рассказывает о недавнем рандеву: «…а потом, когда мы все стояли там шеренгой, она, вот кроме шуток, блин, решила, что я — дрессировщик Падси…»

* * *

Концерты в O2 проходят исключительно хорошо — никаких нервирующих его случаев, а все выступление его в целом, кажется, устраивает. Он явно все держит в своих руках.

После второго вечера Роб сидит с отцом за «поляной» за кулисами. Пит сильно впечатлен тем, что только что увидел, и позволил себе пару рюмок, чтоб расслабиться. Мне кажется, последовавшая беседа для Роба странновата — тонкая линия между отцовской гордостью и удивлением от встречи со звездой — но что-то в ней в то же время есть очень честное и трогательное.

«Я так горд за тебя, сильнее гордиться прям невозможно», — говорит Пит. Память возвращает его в прошлое, в те годы, когда он был комиком. «Я тут говорил Роберту, что когда я работал — я работал перед аудиторией в четыреста человек, в пятьсот, даже тысяча у меня была, не важно. И я со сцены их контролировал. Собственно, этим ты на сцене и занимаешься. Ты выходишь из-за кулис и начинаешь контролировать публику, держишь их. Теперь я вижу, как мой сын то же самое делает с двадцатью тысячами, сорока тысячами. С той самой секунды, что он выходит на сцену, в течение двух секунд, что он там. А я смотрю на него, знаю, что он делает, я в его голове, но вот когда он выходит… твое дело. Этому не научишь. Не научишь этому. Можно смотреть, учиться… но вот харизму ты не выучишь. Другого такого не будет, после него не будет другого, такого как он. Думаю, что все. Никого мы не сделаем на „X Factor“ или этом мать его „Британия ищет таланты“, чтоб перед ним на поле сорок тыщ или пятьдесят. Не будет такого никогда. Ни у какого человека не будет такой харизмы. Потому что тому, что у него есть — этому не научишь. Если он поворачивается направо — это потому, что надо ему повернуться направо. А не налево. Потому что внутренний голос ему подсказывает: вот так делай сейчас. Его мускул говорит: сейчас улыбнусь или сейчас зарычу, вот в этот конкретный момент. Или — посмотрите, как я буду выглядеть, как бы ни выглядел. Потому что все это в нем. Так работают профи».

Я спрашиваю Пита, когда он обнаружил в Робе это качество.

«Сегодня в полдевятого, — отбивает Пит, а затем дает нормальный ответ. — Я тебе расскажу. Когда он играл Артфула Доджера в „Оливере!“. Я сидел в зале и смотрел на его игру… это, в общем, отличная роль в любом случае, мощная роль… и он ее сделал. Он даже кокни имитировал — „awl right“ и все такое прочее. Я смотрел, как он ходит по сцене, и скажу тебе, когда подумал: Господи… Он взял два яблока, вытащил из сумки два яблока или апельсина, и, пока разговаривал с Оливером, жонглировал ими одной рукой. Влево говорит, правой жонглирует, потом запевает „Consider Yourself“. Ему было всего четырнадцать лет, а он уже имел все данные для сцены. Ну вы, понятно, скажете, что у меня отцовские чувства, но дело не в них совсем — я ведь профи, я эту игру знаю. У меня до сих пор видео то есть, я его сейчас сам смотрю и людям показываю. Вот, дескать, смотрите, что делается даже в таком возрасте, когда у человека есть… Но вот сейчас прям я расстроен. Расстроен приятно. Что-то такое трогательное… тронуло мня сегодня вечером. Парень так хорош на сцене. Он прям для сцены. Я как старый профи смотрел, как сын работает с публикой — это волшебно. Ну я сам в смысле работал и думал, что нормально у меня получается. И получалось же».

И у Пита на глаза наворачиваются слезы. Роб, который просидел речь, не сказав ни слова, говорит: «Он — правитель».

«…Получалось, — продолжает Пит. — В смысле — мог делать это, было во мне это. Теряешь правую сторону зала — тут же поверх него. Я их не отпускал».

«Такой расслабленный и очаровательный — невероятно», — делится Роб.

«Могу тебе вот что сказать, — продолжает Пит. — Одну из самых приятных вещей, которые я слышал, сказал мне один человек, когда я сходил со сцены. Так вот этот человек мне тогда сказал: рядом с тобой Перри Комо выглядит как нервная развалина».

«Он самый расслабленный актер, которого я когда-либо видел на сцене», — замечает Роб.

«А для меня Перри Комо был прям символом крутизны и расслабленности. И вот это „рядом с тобой Перри Комо — нервная развалина“, это прям бальзам на душу, такого мне никто никогда не говорил. Потому что — что я и делал — просто бродил туда-сюда. Но я понимал, что я делаю. Бродил, зная, что делаю — и вижу, что и сын мой знает, что делает. Да, знает свое дело. Вот суть вкратце. Когда ты там, ты соображаешь, что там делать. И господи боже, сынок, ты сегодня вечером сообразил, да так, что мало не показалось».