Пацаны: конец истории - Михаил Дмитриев

Но, на удивление, Лаптей вернулся абсолютно незагорелым; то ли он постоянно мазался кремом, то ли сидел в тени – это осталось за кадром. Через месяц он уехал в то же место и в тот же отель со своей семьей – и для домашних сделал вид, что находится там впервые. «Тебе надо резидентом быть, – сказал ему как-то Феликс, – настолько ты свыкся с положением нелегала». Тогда мы исполняли требования этого «старшего», но Феликс стремительно набирал авторитет, и вскоре, обратись к нему Лаптей с предложением проконтролировать «Насекомого» или наврать что-нибудь его жене, Феликс ответил бы: «Ты что, Лапоть? Ущипни себя, может, спишь? У тебя есть молодые, их и морочь всякой шнягой!»

Я почувствовал живой отклик у Феликса, когда мы обсудили образ Лаптея, но, вспоминая другие подобные истории и других людей, я увидел, что Феликс их давно забыл. Оно и правда, ведь это у меня богатая на события жизнь замолкла после отъезда во Владивосток, а у Феликса было еще столько всего.

Мне не давал покоя его новый облик, и я вновь попытался нащупать истоки этого «креатива».

– Ты же вроде никогда не любил наколки? – спросил я, указывая на его руки.

– Да, тупые зэковские наколки мне и сейчас… не по вкусу. У меня нет натюрмортов в виде вилки, ножа и огурца. Как-то был в музее на Мальте. И увидел там интересную рыцарскую кирасу. Рисунок необычный, затейливый, чеканка. Я сфотографировал ее с разных ракурсов и, как домой вернулся, перенес ее себе на грудь. Потом на спине мне напортачили крылья, ну и пошло-поехало, со временем прибавилось еще много всего.

– Скажи, а борода такая зачем? – рубанул я наиболее мучивший меня вопрос.

– А что борода?.. Прикольная, на мой взгляд, борода! За волосами я особо ухаживаю, у меня дома куча специальных бальзамов…

Ответы Феликса мало прояснили мне смену брутального образа на креативный. Для себя я объяснял это последствиями системного употребления кокаина. Далее наш разговор коснулся бокса. Я, считавший себя продвинутым в этом вопросе, был глубоко удивлен, насколько Феликс влился в тему и знает предмет. Взахлеб он вещал о своих тренировках, об их характере, интенсивности и содержании. Также он показал глубокую осведомленность о боях самых разных знаменитостей: кто, в каком раунде и как ударил, какую провел обманку, серию и как готовился к поединку. Мы договорились встретиться с Феликсом на тренировке, я пообещал на следующий день приехать к нему в зал.

Феликс посещал простонародный, абсолютно не элитный, но заточенный на серьезный подход к делу клуб единоборств. Здесь имелся ринг, множество недорогих, но качественных кожаных мешков и груш, в углу валялись потрепанные покрышка и кувалда. Феликс здесь был чем-то вроде знаменитости. Разодетый в подобранные по цветовой гамме специализированные марки, в лосинах, в расписанных, как у профессионалов, боксерских трусах, в безрукавке с капюшоном и опять же в тонкой шапочке, из-под которой, как солома, торчали пряди его светлых волос, он приковывал к себе взгляды окружающих. На сей раз я сумел разглядеть наколки на его узловатых, засушенных мышцах рук – это были доспехи, сплошь покрытые узорами и готическими надписями. Феликса все знали, почтительно здоровались и обходили стороной, стараясь не мешать. Глядя на разминку Феликса и на то, как он прыгал на скакалке, я сразу оценил его высокий уровень. Позже, уже в процессе тренировки, я заметил, что Феликс ничего не делает до изнеможения. Он подолгу однообразно может отрабатывать определенные мудреные финты и серии по воздуху, затем неспешно бинтуется, переходит на мешки и делает то же самое. Время от времени Феликс пьет свои хитрые растворы и какие-то смеси. Когда я у него попросил их попробовать, он отказал, аргументируя тем, что у него все рассчитано, если он даст, то ему не хватит на тренировку.

Потом он спросил меня, не хочу ли я подержать ему «лапы». Я согласился. На «лапах» Феликс однообразно отрабатывал те же серии, что до этого по воздуху и на мешках. Удары его были резкие, сухие и очень сильные, и, хотя я человек привычный, вскоре все же почувствовал, что после таких отработок руки у меня будут ныть с полмесяца. Когда Феликс закончил и я попросил его подержать «лапы» мне, то он, не моргнув глазом, просто ответил: «Не, не держу “лапы”, не люблю».

Я подметил у Феликса очень интересную и красивую технику движения ног и поинтересовался ей. «Это поздний Мигель Котто, он так врубал ноги. И хотя мы разного с ним веса и габаритов, я эту технику скопировал и заучил». Я знал, конечно, этого лысого пуэрториканца в наколках, но абсолютно не помнил его раннего или позднего. Феликс предложил мне пару раундов постоять в парах. Чтобы не ударить в грязь лицом, я боксировал, словно последний раз в жизни, но старался быть предельно внимательным. Феликс тоже был очень аккуратен и сконцентрировался, чтобы ничего глупого не пропустить. Ближе к концу раунда он стал опускать левую руку, защищая ей корпус, поднял плечо. «Ну вот сейчас я тебе и отобью кукушку, убавлю понты!» – решил я и пошел на сближение, накидывая ему серии ударов. Но Феликс виртуозно уклонялся, отклонялся, подставлял плечо, подныривал, один раз удачно провалил меня, мои серии не прошли.

– Я эту стойку называю негритянской, амери-косовской, иногда перехожу на нее, когда немного устаю, – пояснил мне Феликс в перерыве.

Потом он стал делать упражнения на пресс, бесконечные повторения и подходы. Феликс сказал мне, что он может подтянуться пятьдесят раз, но не сегодня, так как у него не силовая тренировка. Глядя на его фигуру, я не сомневался в сказанном. Феликс и раньше был спортивным, природа одарила его великолепным организмом.

Мы с Феликсом прозанимались больше двух часов, мои тренировки были значительно короче, но более интенсивные. В душевой я еще раз оценил его засушенную, с четко вырисованными узлами мышц, покрытую наколками фигуру. Под душем Феликс долго мыл, полоскал свои волосы, затем, одевшись, еще дольше расчесывал их и сушил феном.

– У тебя фигура мухача, легкоатлета, как ты так засушился? – спросил я его потом.

– Тренировки, режим, питание соответствующее.

Я стал поддерживать с Феликсом отношения. Ведь он остался единственным моим знакомым в Москве. Каждый раз Феликс приходил на встречу в неформальных нарядах, у него прослеживался свой стиль. Когда он появился в коротком черном пальто с кожаным черепом на спине, заплатанных джинсах, с пояса которых свисала длинная цепь, и рубашке в красно-черную клетку с пуговицами-черепами, я сказал ему:

– Ты похож на какого-то