Потерянные в прямом эфире - Алиса Евстигнеева

— Этот грех я оставлю за собой, — цинично пообещала, — считай, что сделал всё возможное, — и уже привычным движением руки потянулась к двери, но в отличие от вчерашнего дня, она вдруг оказалась заблокированной.

— Выпусти.

— Мы не договорили.

— Это ты не договорил. Я всё сказала. Открой, я опаздываю.

— Нет.

— Игорь!

Но он молчал, поджав губы и даже не думая выпускать меня из машины. Паника начинала накатывать волнами вместе с тошнотой, странно, что меня не вырвало прямо там, в упрямую физиономию Ключевского. С чувством безысходности дёрнула дверцу ещё пару раз, но та и не думала поддаваться. Глупые слёзы выступили на глазах, примешав ко всему прочему ещё и острое чувство стыда. В результате со всей дури ударила перед собой по панельной доске, но это было глупо — молотить по обычной груде пластика и металла, когда рядом со мной сидела причина всех моих бед.

— Зачем?! Зачем мы тебе нужны?! — практически не сдерживая рыдания, накинулась я на Игоря, с размаху опустив кулаки ему на грудь. — С чего тебе вдруг приспичило… рожать! Других кандидаток не нашлось?!

На самом деле в тот день я наговорила ему кучу гадостей, подгоняемая отчаянием и безысходностью, пока незаметно для себя не повисла в его объятиях, обессилевшая и потерянная. Кажется, он тоже плакал, незаметно и скупо, при этом бережно, но настойчиво прижимая меня к себе, гладя по волосам и шепча что-то успокаивающее на ухо.

А потом как гром среди ясного неба:

— У меня была дочь, — сказано было чуть ли не шёпотом, но внутри меня буквально всё обмерло. — Всего лишь пару часов, но была… Она родилась раньше срока и слишком крохотная, чтобы выжить, но она была.

Больше всего на свете мне хотелось, чтобы Игорь замолчал, мне не нужна была его трагедия, мне своих с головой хватало. Но, наверное, мой внутренний мазохизм появился на свет раньше меня, и я жадно ловила каждое его слово, каждой клеточкой своего тела.

— Я не думал, что у нас с тобой всё так получится. Я вообще не планировал в ближайшее время становиться отцом после случившегося. Но если он уже есть… вопреки всему, то почему бы не попробовать? Человеческая жизнь, она слишком уязвима, чтобы ей пренебрегать.

— Я не знаю…

— И я не знаю. У меня нет права что-либо требовать от тебя. Но я прошу: подумай. Просто подумай. Дай ему… нам пару дней. Если ты решишь, что без вариантов, то сам тебя отвезу в клинику… В лучшую клинику Москвы и всё оплачу. Но сейчас… сегодня. Я не могу тебя отпустить.

Тонкий всхлип вырвался сам собой.

***

Наверное, это действительно была судьба и Арсений просто был обязан появиться на этот свет.

Оборачиваясь назад и связывая все события в одну цепочку, оставалось лишь поражаться тому, что всё случилось так, как случилось. Слишком много случайностей произошло от момента зачатия до моего неуверенного «Хорошо, мы сделаем это», сказанного через неделю после сцены в машине. Подумайте сами. Я умудрилась забеременеть притом, что мы с Игорем действительно всегда предохранялись, может быть, не так фанатично, как следовало, но я знала, что он был аккуратен. А потом и вовсе началось что-то нереальное: моё нежелание лично забирать документы из «Ассоли», звонок Илюше, случайная встреча с Региной и Игорем, её навязчивое желание совать свой нос в жизнь Ключевского, скорость его реакции, болтливость Светы и эмоциональность Нади и моя неторопливость в то утро. Всё это выстроилось в ту самую уникальную череду событий, по итогам которых Сеня получил свой шанс на жизнь. 

Игорь

— Вы мне так же имя выбирали?

Сенькин вопрос на мгновение поставил нас в тупик. То ли потому, что в словах сына впервые прозвучало «вы», которое в переводе для нас с Олесей означало «мы», то ли потому, что сама тема достаточно щекотливая. Не говорить же сыну, что вопрос его имени был такой мелочью на фоне всех остальных принятых решений.

Мне было без разницы, как мы его назовём, главное, чтоб родился, главное, чтоб здоровый. А Олеся… она вообще всю беременность отличалась несвойственной для неё отрешённостью, словно до конца не осознавала, что именно происходит. Поэтому, когда за месяц до родов она неожиданно предложила: «А давай назовём его Арсением», я был всеми руками и ногами за, ведь это была её первая инициатива в сторону нашего ребёнка.

— Да нет, — пожал я плечами. — У Олеси возникла идея, мне понравилось.

Сенька тут же перевёл на нашу гостью взгляд, полный немого удивления. Наверное, тоже не ожидал, что имя ему выбирал не я.

Олеся слегка стушевалась от нашего внимания, с напускным безразличием поясняя:

— А что, нормальное имя…

— Но почему именно оно? — с нажимом спросил сын. Она слегка свела брови, реагируя на Сенькину напористость, явно не понимая, что под всем этим он пытался скрыть волнение, так отчётливо сквозившее в его словах весь вечер.

С ответом Олеся не спешила, потирая шею, словно справляясь с напряжением. А мне так отчаянно хотелось её хорошенько встряхнуть, ведь с каждой минутой её промедления в сыне будто что-то затухало. И я уже даже начал корить себя за то, что привёз её к нам и дал своё негласное согласие на их сближение. Нет, я не думаю, что она смогла бы специально навредить ему. В конце концов, Олеся не чудовище и никогда им не была. Но мне так хотелось уберечь его от возможных разочарований, что мне только чудом удалось себя сдержать от того, чтобы встать между ними.

— Так звали моего дедушку, — вдруг поделилась с нами Леся. — Я его никогда не видела, зато бабушка очень его любила. Его не стало, когда они были ещё молоды, моей маме тогда едва исполнилось лет шесть. Но бабушка всегда дорожила воспоминаниями о нём, гордилась и верила в то, что Арсений Бодров был героем. Дедушка служил на флоте, и, видимо, что-то пошло не так — и однажды он не вернулся. И мне хотелось… — тут она окончательно смутилась своих откровений, после чего махнула рукой, будто отгоняя наваждение, и легко улыбнулась. Правда, я ни на йоту не поверил в её улыбку. — Кажется, тебе крупно повезло, что имя тебе выбирала я. А то, судя по Пенелопе, был велик шанс, что отец бы обозвал тебя каким-нибудь Ануфрием…

— Эй! — возмутился я, перекрикивая задорное «хрюканье» Сеньки. — Не слушай её, это всё подлые инсинуации, я бы никогда…

Но меня никто не слушал, Сенька продолжал смеяться над Олесиной шуткой, а та, заворожённая его радостью, вдруг озарилась такой улыбкой, что даже у меня в груди что-то щемяще сжалось.

Уже после ужина я отправил Арсения делать уроки. Обросший долгами по учёбе, он как-то не особо стремился их ликвидировать, полностью поглощённый появлением Олеси в нашей жизни. Сама же возмутительница спокойствия, решившая вдруг проявить гордость, на одной ноге с собакой на руках ускакала в мою комнату, благо что там ещё оставались какие-то вещи.