По пути с Богом - Свами Рамдас

Папа ничего не ответил на это, и я заподозрил, что он уже взял на себя заботу о моих незначительных потребностях. Я предполагал сесть днем на почтовый поезд до Мангалора,[140] а оттуда на следующий день ехать автобусом домой.

В тот вечер, еще до того, как я в последний раз коснулся лбом Святых стоп Папы, произошел один эпизод. Среди гостей ашрама был государственный чиновник, приехавший на один день. Когда я сидел среди других почитателей, слушая беседу Папы, он сел рядом со мной и как бы невзначай заметил: «Я завтра днем возвращаюсь в Мангалор. Не хотите ли поехать со мной на моей машине?»

Я дождался, когда все почитатели коснутся Папиных стоп и удалятся в свои комнаты, и рассказал Папе о предложении чиновника. «Благодарю тебя, Папа», – тихо сказал я. «За что?» – спросил он с лукавым огоньком в глазах. «Ты знаешь, за что, Папа», – сказал я.

«Это воля Рама, Рамдас здесь ни при чем», – запротестовал Папа. «Папа, это твой неподражаемый способ улаживать дела. Большое тебе спасибо, Папа. Благодаря тому, что этот совершенно незнакомый человек предложил подвезти меня, я смогу остаться здесь на час или два дольше», – сказал я.

«Куда Рамдасу складывать все твои «спасибо», – смеясь, ответил Рамдас. – У него нет под рукой никакой корзинки, ты ведь знаешь». И Папа, милый, шутливый Папа, сделал вид, что ищет корзинку.

Я пошел спать, и в ушах у меня звучали прощальные слова Папы: «Бог всегда защитит тех, кто верит в Него».

Во время моего тогдашнего визита был и еще один случай, когда Папа проявил редкую деликатность и заботу. После полудня мне вместе с другими почитателями выпадало счастье делать ему массаж и обмахивать его, пока он отдыхал после обеда и разговаривал с нами. Получилось так, что в день отъезда я лишился этой привилегии, потому что как раз в это время прибыла группа гостей и мне нужно было показать им ашрам. Гидом был выбран я. Мне помнится, что я выказал нежелание покинуть комнату Папы, но поскольку сам Папа попросил меня сопровождать приезжих, мне ничего не оставалось, как повиноваться.

Позднее я узнал, что произошло после того как я вместе с гостями покинул Папину комнату. Папа заявил, что прекращает свой отдых, и попросил удалиться всех, кто делал ему массаж и составлял компанию. Такой особенной была любовь, которую проявлял Папа, нет, которую он изливал на своих детей. Таков был Папа, которого я знал в те счастливые десятилетия своей жизни. Пусть его вечная любовь хранит наши жизни.

«Да будет воля Рама», – неожиданно сказал Папа, улыбаясь до ушей.

«На что?» – спросил я.

«Ни на что и на все. Разве нужен какой-то специальный повод, чтобы свершилась воля Рама?»

«Но должна же быть причина, если ты, Папа, сказал: "Да будет воля Рама"», – упорствовал я. Я давно заметил, что Папа часто вводил в текущий разговор строку, которая значилась за номером один в его букваре – «Да будет воля Рама», – и мне всегда хотелось спросить Папу, в какой связи он это делает. Я почувствовал, что эта возможность у меня, наконец, появилась, потому что я был тогда наедине с Папой и мог позволить себе любую «вольность» с Учителем.

«Просто так случается, и нет тут никакой особой причины, – решительно сказал Папа. – Рам твердит свое днем и ночью, сидите вы, ходите, говорите или спите: только Его воля имеет значение».

«Но разве это не старо, как мир, Папа?» – спросил я.

«Да, то же самое и Рамдас сказал Раму, – ответил Папа. – Он сказал этому Парню: "Разве кто-нибудь станет отрицать, что на все – Твоя воля? Только Твоя, Господи, и больше ничья". Но Раму этого мало, Он хочет, чтобы Рамдас всегда, к месту и не к месту, словом, все 365 дней в году, напоминал всем вам о том, что Он Сам считает главным принципом творения: на все Его воля».

«Папа, – сказал я после некоторого молчания, ожидая, пока Папа закончит работу – проверку корректуры очередного выпуска журнала The Vision; была вторая половина дня, и оставалось всего несколько минут до начала дневной прогулки («обхода ашрама»), – неужто Рам такая настырная особа?»

«Конечно, Он такой и есть, – охотно согласился Папа. – Как-то раз Он разбудил Рамдаса среди ночи только для того, чтобы сообщить шепотом: "Эй, послушай, Моя воля превыше всего". "Хорошо, хорошо, – заверил Его Рамдас, – разве Рамдас когда-нибудь отрицал это? А теперь позволь Рамдасу поспать". Рам объяснил: "Я просто подумал, что лучше Мне Самому еще раз прояснить этот важнейший момент"».

«И что же тогда сделал Папа?» – спросил я, сдерживая смех. Вид Папы, дающего Раму уроки хороших манер, не описать никакими словами.

«Рамдас взял самый большой кусок тростникового сахара и засунул его в рот Раму, прежде чем Он смог понять, что происходит. Пока Рам разжевывал сахар и проглатывал его маленькими кусочками, Рамдас смог снова уснуть. В одном Рамдас был уверен: Раму очень понравился сахар, и Он не откроет рот, не съев всего, боясь выронить хотя бы кусочек». Папа смеялся теперь вместе со мной над этой картиной: Рам, не способный оторваться от сахара.

«Даже когда Рамдас разговаривает с почитателями, – сказал Папа позднее, во время нашей прогулки по ашраму, – Рам встревает и нашептывает Рамдасу на ухо: "Ты сказал им, что на все Моя воля?" И Рамдасу приходится напоминать Ему, что прерывать беседу – неприлично. Но, разумеется, последнее слово остается за Рамом: "Кто эти все сидящие перед тобой формы, как не Я?" – спрашивает Он. И какой ответ может дать Рамдас этой неисправимой Особе? И вот, чтобы ублажить Его, Рамдас вынужден посреди беседы внезапно заявлять: "Да будет воля Рама!" Это всех очень удивляет, никто не может понять, с какой стати Рамдас заговорил вдруг о воле Рама, когда разговор шел о Кришне и о любви гопи (пастушек)».

«Так вот почему, Папа, ты всегда держишь баночку с тростниковым сахаром у своего стула?» – спросил я.

«Конечно, – ответил Папа, – а как ты догадался? Рамдасу известно пристрастие Рама к сладостям. Поэтому, как только Он открывает рот в те моменты, когда не должен этого делать, Рамдас тихонько открывает баночку, вынимает самый большой кусок сахара и засовывает его в рот Раму. И Он на некоторое время замолкает».

В другой раз, когда Папа так же неожиданно произнес: «Да будет воля Рама» и, беспомощно разведя руками, объяснил, что Рам вынудил его сделать это, я в ответ спросил: «Прекратит ли когда-нибудь Рам вмешиваться в чужие разговоры?»

«Нет, никогда, – твердо сказал Папа. – Он повсюду преследует Рамдаса. Но ты ведь знаешь, то, что говорит Рам, – так оно и есть. Нет ничего, кроме Его воли». И тогда Папа продекламировал строки, сочиненные им много лет назад и известные теперь каждому почитателю:

«А какова сейчас Его воля, Папа?» – спросил я. Папа взглянул на меня с лукавой улыбкой и ответил: «Сейчас Его воля такова: после чая Рамдасу нужно пойти в сарай и посмотреть, как идет работа у плотников, потом немного прогуляться в Панчавати,[141] а потом, сев на стул, ожидать вечернюю почту».