По пути с Богом - Свами Рамдас

Даже строгие приверженцы ортодоксальных традиций, которые не слишком одобряли свободное смешение каст, под воздействием его магической улыбки становились его преданными почитателями. Таким мы знаем Папу!

Эти старые почитатели, впервые узнавшие Папу задолго до того как узнали его мы или, возможно, задолго до нашего рождения, теперь были счастливы уже тем, что могли сидеть в углу зала для бхаджанов в ашраме и смотреть на Папу издалека, пока он разговаривал с группами приезжих, окружавших его. И я не раз видел, как он направлял взгляд в их сторону, посылая им чудесную улыбку взаимного узнавания, а они улыбались ему в ответ. Тем самым, как бы за пределами нашего понимания, устанавливалось молчаливое единение между тем, кто любит своих почитателей, и теми, в которых он впервые увидел своего Рама. Эти старые почитатели так глубоко продолжали любить своего «Свамиджи махараджа», что многие из них (а ведь путь в ашрам занимал у них два или три дня) даже не притрагивались к пище до того, как не простирались перед ним и не касались его стоп. Папа сам помогал им подняться и, держа руки на их плечах, смотрел в их лица и, радостно улыбаясь, говорил: «Рамджи, как ты?» или «Рамджи, где ты растерял все свои зубы?» – и весело смеялся.

После одной из этих встреч Папы со старыми почитателями я вернулся к нему, сел рядом с ним и, воскрешая в памяти то, что узнал о его делах в былые времена, словно увидел в нем совершенно нового человека. Будто читая мои мысли, Папа взглянул на меня сверху со своего стула и спросил: «О чем ты думаешь? Что, у Рамдаса что-то не так? У него что – выросли рога или слоновьи уши, или что-нибудь в этом роде?» И Папа беззаботно рассмеялся. Когда я осмелился сказать ему, что узнал о нем такие вещи, о которых раньше никогда не знал, Папа ушел от ответа, сказав: «Взгляни на него. Разве есть в нем что-то новое? Он одевается, как ты, моется, как ты, ест, как ты, он, знаешь ли, вовсе не живет одним воздухом, так что же в нем такого особенного? Разве он не такой же обычный парень, как все?» Как бы мне хотелось, чтобы я знал этого «обычного парня» в ту раннюю пору его необычайных деяний!

Возвращаясь к тем далеким дням его странствий, Папа иной раз замечал: «Все вы должны радоваться, что Рамдас «остепенился» под влиянием Матаджи. В те дни он был таким неугомонным, что людям трудно было угнаться за ним. Тогда он совершенно не терпел никакого лицемерия, – теперь же он говорит более осторожно, чтобы не оскорбить чьих-либо чувств. А тогда он был словно шаровая молния. Он мог бегом подниматься в горы, скрывался в дремучих лесах или на кладбищах, вдали от людского жилища, чтобы ночи напролет воспевать имя Рама. Он голодал по несколько дней подряд, игнорируя любые призывы прервать пост. Он никогда не принимал участия в каких-либо разговорах, кроме разговоров о Раме. Глядя на этого веселого человека, отпускающего шутки, можно ли узнать в нем былого Рамдаса? Тогда он был подобен реке, по причудливому руслу стремящейся к океану, теперь же океан и река стали едины, но река продолжает течь, не отделимая от океана, радуясь своим единством с ним».

Никого в ашраме не было счастливее нашего Возлюбленного Папы, когда кто-то из почитателей сообщал, что едет в ашрам. Папа проявлял такой огромный интерес к своим «детям», приезжавшим отовсюду, что тут же отмечал дату в календаре, который лежал на тумбочке у его стула. Если почитатель просил, чтобы заранее заказали рикшу или такси, которое «подхватит» его у станции, Папа принимал личное участие в этом мирском деле, иногда даже сам звонил по телефону в город, чтобы узнать, подъедет ли такси вовремя к вокзалу. На лице Папы появлялось такое нетерпение, когда приближалось время прибытия почитателя!

То и дело Папа заговаривал об ожидаемом госте, и когда наступало время прибытия поезда на станцию, он брал часы с тумбочки и, глядя на них, говорил с радостным предвкушением: «Ага, он (Папа называл имя почитателя), должно быть, уже приехал, через 15 минут он будет здесь!» И тогда Папа выходил из своей комнаты к дверям бхаджан-холла и смотрел за ворота ашрама, на дорогу, – не видно ли там такси, сворачивающего на аллею. Отдаленный сигнал машины означал, что почитатель наконец подъезжает. Тогда Папа надевал свои сандалии, брал трость и, будь то яркое солнце или дождь, выходил за ворота, чтобы приветствовать вновь прибывшего. Когда Папино здоровье уже не позволяло ему двигаться с такой же живостью, как раньше, он ждал прибытия почитателя в бхаджан-холле. Встреча была такой теплой! Папа протягивал к нему руки, ласково гладил по плечу, помогая ему подняться после того как тот простирался перед ним ниц, и, озаряя его взглядом, полным любви, заботливо настаивал, чтобы он пошел помыться и выпить чаю с дороги. И если почитатель, столь же счастливый видеть Папу, тут же начинал свой пространный рассказ, Папа обычно говорил ему: «Сначала неотложные дела! Поговорить мы сможем потом, столько, сколько нам захочется. А пока что тебе нужно пойти выпить чаю». Радость Папы не знала границ. Если Матаджи была в это время в ашраме, он звал ее: «Кришнабаи, иди сюда, он приехал!» Когда случалось, что поезд опаздывал или по какой-то причине приезд почитателя задерживался, никто так не волновался, как наш возлюбленный Папа. Он просил Свами Сатчидананду или кого-то другого, находящегося в это время в его комнате, позвонить и выяснить, почему запаздывает поезд и когда он прибудет. А когда почитатель наконец приезжал, Папа встречал его неизменными словами: «Наконец-то ты приехал!»

Если незабываем был радушный прием, оказываемый нам Папой, еще с большей радостью вспоминаются проводы, которые устраивал он, когда наше пребывание в ашраме заканчивалось и наступало время собирать вещи и отправляться домой. Любовь Матаджи была так велика, что она буквально «обрушивала» на почитателя самые лучшие плоды из садов ашрама, чтобы он увез их с собой. Она даже присутствовала при упаковке его багажа, следя, чтобы он взял с собой максимум груза, разрешенного к перевозке.

Папа был при этом заинтересованным наблюдателем, он добродушно подтрунивал над почитателем и Матаджи, спрашивая ее, не собирается ли она отдать весь ашрам! «Ты бы и отдала, если могла», – говорил Папа, смеясь, и Матаджи беззаботно смеялась в ответ. Если багаж оказывался слишком тяжелым, Папа говорил Матаджи умоляющим голосом: «Ну пожалей его, пожалуйста! Зачем тебе так его нагружать?» На что Матаджи, разумеется, отвечала: «Я не принуждаю его, Папа, он хочет этого сам». И Папа снова смеялся и спрашивал почитателя, правда ли это.

Если уезжавший гость, стремясь не упустить ни единой минуты общения с Папой, входил в его комнату и садился рядом с ним, Папа торопил его и выспрашивал, уложил ли он уже свои вещи, поел ли, достаточно ли взял еды в дорогу. А Матаджи говорила Папе: «У него еще полно времени. Зачем ты его так торопишь?» Папа, наш любящий Папа, на это отвечал: «Если он будет слушать тебя, то его поезд успеет прибыть в Канангад и уйти оттуда». Почитатель, со своей стороны, желал бы, чтобы стрелки часов остановились, позволив ему как можно дольше побыть с Папой и Матаджи – ведь его счастливейшими минутами были именно те, что он проводил вместе с ними, сидя в бхаджан-холле, пока заказанное для него такси было на пути к ашраму.