Сердце зимы - Хелена Хейл

на работу аппаратов, как бы глупо это ни было. Но терять время, тупо сидя и глядя на Агату, тоже было нельзя.

– Кхм, – прокашлялся я, – Агата, это Даня. Я здесь. Если ты вдруг подумала, что я бросил тебя, – это не так. Мне запрещали навещать тебя. Если бы ты только знала, как напугала всех нас, особенно меня. Нам сказали, ты не выживешь. Тот мужчина, который нашел тебя, который отогнал этого… – я протер ладонями лицо, – Виталика, он сказал, что не смог прощупать твой пульс. Но ты сильная, девочка моя, ты справилась. Пожалуйста, не сдавайся, милая. Я знаю, что никогда прямо тебе не говорил и очень жалею об этом, – я люблю тебя. Люблю вопреки всему. Я не могу ничего с собой поделать. Иногда это чувство кажется настолько большим, что пугает своими масштабами. И если я потеряю тебя, Агат, я…

«Прекрасно, очень по-мужски сидеть здесь и сопли на кулак наматывать!»

– Ощущение, что я несу полную чушь, – усмехнулся я. – Мне столько всего хочется сказать тебе! Но больше всего мне хочется, чтобы ты нашла в себе силы проснуться. Не смей оставлять меня! Ты ведь помнишь, мы договорились: Черное море, Питер, Европа. А оладьи? Таких больше никто не сделает!

Я взял ее маленькую ладонь в свои руки и поцеловал.

– Вернись ко мне, Агата.

Я, конечно, верил в чудо. Думал, как только Агата услышит мой голос, веки ее дрогнут, пальцы дернутся, и она очнется ото сна, иначе какого черта нам в детстве постоянно крутили добрые сказки о силе поцелуя любви?! Жаль, жизнь не похожа на сказку. А ведь я готов подарить ей миллиарды поцелуев истинной любви, только бы она осталась со мной.

– Помнишь: «Когда наступит ночь, я зажгу звезды в небесах. Только услышь мой шепот во тьме…»? Надеюсь, ты слышишь меня. Мне так хочется понять, что произошло в тот день. Почему он так поступил? Он бредил тобой, когда полицейские скрутили его. Что между вами произошло? И в то же время каждый раз, когда я вспоминаю тот день, мне невыносимо думать о том, что чувствовала ты, когда он… когда… – я снова не смог подобрать слов, они лились сами по себе. – Я уже слышу шаги медсестры, пора уходить.

Я встал, нежно пригладил ее волосы и убрал их со лба. Осторожно коснулся губами ее щек, макушки, носа. Взял в ладони лицо так, чтобы не касаться трубок.

– Вот бы снова услышать твой смех. А помнишь, ты мечтала завести собаку? Даю тебе задание! Поправишься – и мы вместе поедем за псом! А что, он будет с нами путешествовать, как тебе идея?

– На выход! – противным гнусавым голосом приказала медсестра.

– До встречи, моя хорошая. Помни про пса! – Я снова поцеловал руку Агаты.

– Оглох?!

– Да иду я, господи! Бесчеловечная! – буркнул я и вылетел из палаты.

19 апреля, квартира Виталика

– У тебя получилось их убедить? – спросила мама.

– Еще бы, – усмехнулся я в трубку.

– Весь в отца. Нас точно не пустят к Агате?

– Точно, правила не изменились.

Я подъехал к дому, в котором жил Виталик, одновременно со следственным комитетом. Еще неделю назад я умолял подключить меня к расследованию, а когда узнал, что следователь намерен провести обыск в квартире по постановлению суда, то вызвался быть кем угодно: стажером, практикантом или понятым, лишь бы меня тоже пустили.

И мне удалось.

– Мамуль, мне пора.

– Не наделай глупостей. Пока!

Квартиру открыли изъятыми у Витали ключами. На допросе в отделе он признался в одержимости Агатой. Конечно, звучало это иначе: он долго и упорно доказывал, что всю жизнь ее любит и не мог позволить встречаться со мной. Из него даже выбили признание в поджоге моего джемпера. Врачи при этом установили, что он совершенно здоров и адекватен, просто помешан на Агате, но без признаков психического заболевания.

Сказать, что я был в ужасе, – ничего не сказать. Сколько подобных Виталику разгуливает по улицам, одному богу известно.

Внутри квартиры царили чистота и порядок, чему я удивился. Да и на первый взгляд квартира казалась совершенно непримечательной, пока мы не дошли до алтаря – как это иначе назвать, я не знал. Стеллаж, посвященный Агате, располагался в спальне.

– Так, фотографируем, – велел следователь.

Я застыл с раскрытым ртом, изучая увиденное. Здесь были десятки фотографий Агаты, причем сделанных, судя по всему, втайне от нее. Вот она в нижнем белье в своей старой деревенской комнате. Чтобы сделать это фото, нужно было взобраться либо на крышу, либо на высокий дуб по соседству. Куча записок, несколько украшений из смолы, которые когда-то Агата показывала мне в деревне. Он их купил или украл, интересно?

Большую часть полок занимали их совместные фото. Совсем детские, в компании Димы и Бозиной, и старше, в отношениях. Я мысленно сравнил фото, где Агата была со мной, и эти – убедился, что со мной она явно чувствовала себя счастливее. Или я пытался себя в этом убедить, глядя на этот кошмар.

– Да, паренек и впрямь помешан на этой девчонке, – фыркнул мужчина.

На нижней полке я заметил несколько конвертов. Мои письма! Господи, этот психопат сохранил их? Выкрал и перечитывал?! Как только все покинули комнату, я незаметно стащил конверты и спрятал во внутренний карман куртки.

Вечером, ожидая судебного заседания, назначенного на двадцатое число, я сидел на постели, держал в руках письма и думал. Думал о том, как проглядел неуравновешенные повадки Виталика. О том, каково быть одержимым кем-то. Каково быть причиной одержимости. И ведь прослеживалось в нем что-то подозрительное, неправильное, мутное, но я все списывал на воспитание – о его семье ходили разные слухи.

А как это могла проглядеть Агата? Да очень просто. Она-то считала его лучшим другом. Она, которая осталась одна, просто не могла потерять одного из самых близких друзей. Скорее всего, Виталик рядом с ней вел себя как обычно, ничем не выказывая своей… помешанности.

Уже в ночи, когда спина затекла от сидения, я продолжил размышлять, лежа на кровати. Меня не покидало чувство вины. Хреновый из меня полицейский, хреновый парень. А потом меня накрыла другая мысль: а как вообще отличить любовь от одержимости?

Да просто. Если Агата решит уйти от меня, я отпущу ее, потому что люблю. Потому что не хочу видеть ее несчастной, каким бы тяжелым для меня ни стало расставание.

20 апреля, районный суд

– Прошу всех встать, суд идет! – сказал секретарь суда, и судья шагнул за кафедру.

Я сидел в заднем ряду и не сводил глаз с подсудимого. Виталя