Каменная пациентка - Эрин Келли

– Марианна! – Она крепко обняла меня за талию. Ей было уже одиннадцать, и мама, очевидно, уступила ее желанию сделать химическую завивку. Ее длинные волосы превратились в жесткие кудряшки, которые выглядели так, будто могут разбиться, как стекло, если их посильнее сжать в кулаке. От нее пахло муссом для волос и дезодорантом, и ее детский запах исчез навсегда.

– Где мама? – спросила я.

Колетта кивнула на другую сторону танцпола. Мама присела на корточки, обнимая Триш Брейм, которая теперь сидела в инвалидном кресле, сморщившаяся и сломленная, одетая в черное кружево.

Я приподняла сестренку в объятиях, словно та все еще была маленькой.

– Прости, Колетта. Я больше никогда не уеду так надолго.

– Что это у тебя в волосах? – спросила она. Я подняла руку к голове, и оттуда вывалился пучок длинной травы. Вошел Джесс, красный и растрепанный, с грязью на колене. Если Колетта и заметила, то она не связала эти два факта вместе, однако при виде его с ней что-то произошло. Она окинула взглядом зал, словно проверяя – нет ли шпионов, а затем понизила голос:

– Мама сказала, что не следует тебе говорить, но наверно, ты должна знать…

– Клей! – От этого имени в зале воцарилась тишина. Однажды я уже слышала этот резкий голос. Я совсем забыла, что видела Мишель вместе с Клеем. Ее длинные рыжие волосы теперь были собраны в пучок, а лицо стало одутловатым; я знала, что они встречались, когда он пропал, однако не думала, что они сблизились настолько, чтобы она выкрикнула его имя на поминках. Негромкие разговоры возобновились, присутствующие смущенно отворачивались со скорбными лицами. – Клей! – повторила Мишель, на этот раз обращаясь куда-то к полу. – Клей, ради Бога, прекрати.

Джесс пронесся через толпу, резко исчезнув из виду, и через несколько секунд появился с малышом на руках. С маленьким мальчиком в синем матросском костюмчике с испачканными коленями и локтями. Во рту у него пульсировала соска, а из-под штанишек выпирал подгузник. Я ничего не знала о детях, и на мой взгляд, ему могло быть от шести месяцев до трех лет.

Он передал ребенка Мишель, но та не поблагодарила, а рявкнула на Джесса:

– Какого хера ты где-то шляешься?

– Прости, малышка, – ответил Джесс. – Пойдем переоденем его, ладно?

Только когда Мишель взяла ребенка к себе на руки, я обратила внимание, что она на очень позднем сроке беременности. Я аж отхлебнула из своего стакана, хотя он был пуст, и огляделась в поисках добавки.

– Прости, малышка, – сказал Джесс снова, и на этот раз он извинялся передо мной, обернувшись через плечо, когда повел ее прочь. Даты мелькали у меня в голове, как страницы, вырванные из календаря. Почему я не уделяла большее внимание детям, чтобы научиться определять с первого взгляда, когда ребенок мог быть зачат? Даже удивительно, насколько это оказалось для меня важным.

– Я думаю, вот что тебе сейчас нужно, – сказала мама, вручая мне полный стакан вина. Я заключила ее в обьятия, держа стакан подальше от тела. – Ты останешься ночевать? – Я услышала мольбу в ее голосе.

– Да, – решила я. – Значит, Джесс теперь с Мишель, да? – Мой голос звенел от наигранной бодрости. – Этого я не ожидала.

– Мы пытались тебе сказать! – Колетта втиснулась между нами. – Но каждый раз, когда кто-то из нас упоминал Джесса, ты бесилась, и мама запретила.

– Но нельзя было молчать о чем-то настолько важном, – произнесла я, забыв, какие чудеса терпимости они со мной проявляли.

– Ты говорила, что тогда перестанешь общаться и с нами. – Мамина боль наконец выплыла на поверхность. – Ты хоть представляешь… – Она вскинула руки, обрывая себя. – Я не собираюсь обсуждать все это здесь, Марианна. Однако ты же не хочешь его вернуть, так какая тебе разница?

Я уставилась в свой стакан. Какая разница, говорите? Возможно, только теперь, когда это перечеркнуло то, что между нами было, я поняла, как много для меня значило обожание Джесса? А может, я все равно хотела, чтобы он желал меня, даже если не в силах заполучить? Отказалась ли бы я трахаться с ним сегодня в поле, если бы знала? Я не могла бы в этом поклясться.

– Понимаю. Извини, – проговорила я. – Ну так расскажи мне сейчас.

Мама закусила губу:

– Так пить хочется. Колетта, детка, можешь принести мне стакан воды? – Когда та удалилась за пределы слышимости, мама вздохнула:

– Триш взяла с меня слово, что я никому не скажу.

– Мама!

– Но я говорю тебе просто потому, что ты – это ты. Понятно? Маленький Клей – сын Большого Клея.

У меня отпала челюсть и обмякли плечи.

– Мишель пришла к Бреймам в поисках поддержки для ребенка где-то месяца через два после твоего отъезда. И Джесс, наверное, пожалел ее, или чувствовал ответственность, или, не знаю, был подавлен, но они воспитывают Малыша Клея вместе и не говорят ему, кто его настоящий отец. Кроме шуток – никому не слова! Триш мне кишки выпустит. И ради Бога, не говори своей сестре – она и так знает слишком много для своего возраста. – Я совсем позабыла тот особый ускоренный в два раза мамин голос, который она использовала для распространения сплетен, чтобы передать максимум информации за минимальное время, оставив побольше места для последующего обсуждения и анализа. Обычно требовалось несколько секунд, чтобы осознать сказанное.

– А что насчет сроков? – Я спросила про это, думая о собственных сроках: интересно, успею ли я выбраться из Настеда вовремя, чтобы принять посткоитальную противозачаточную пилюлю? Моя рука непроизвольно потянулась к животу.

– Она должна родить через шесть недель.

– Я не про ее пузо. – Я не могла заставить себя произнести «Малыш Клей». – Ребенок. Сколько ему? Если все думают, что он от Джесса, то значит, считают, что Джесс изменял мне?

Мама задумалась, подсчитывая в уме.

– Я думаю, это скорее выглядит, как будто он не позволил своей постели долго оставаться холодной и быстро нашел тебе замену, чтобы утешиться… О, спасибо, милая!

Колетта стояла рядом, держа стакан воды обеими руками и глядя на мою ладонь, все еще лежащую на животе.

– Ты была беременна? – Колетта не обратила внимания на предупреждающий мамин взгляд. – Это несправедливо по отношению ко мне – не знать! Я не могла засыпать без тебя целую вечность. Я лежала без сна и думала: что, если ты забеременела и ушла, чтобы отдать ребенка на усыновление, как в старые времена? – Несмотря на завивку и дезодорант, она по-прежнему оставалась маленькой девочкой, не подозревавшей, что в 1989 году нежелательная беременность была бы не катастрофой из романов Кэтрин Куксон[14], а неудобством, которое может исправить любой хороший доктор. Еще один камень моей вины в довесок к остальным. – Я бы помогала тебе с ребенком. Тебе не нужно было уходить!