Каменная пациентка - Эрин Келли

– Это последняя капля, Хелен. Я заступалась за тебя. Миссис Джонсон говорила, что видела тебя на публике в нижнем белье, а я сказала: что вы, Хелен никогда такого не сделает! – Казалось, что от негодования сжался даже пучок волос на голове матери. – Все люди здесь – это сообщество… Мы совсем недавно поселились в Саффолке, а ты уже выставляешь меня перед ними дурой! Хуже того, ты выставляешь меня лгуньей!

– Это не нижнее белье. Это мой старый спортивный комплект.

– Я не знаю, что с тобой делать, – продолжала Эжени. – Это даже похлеще, чем те иероглифы.

– Ты прекрасно знаешь, что они называются стенографическим письмом по методу Питмана, – сказала Хелен.

Эжени воздела руки к небу при воспоминании об этой давней травме.

– Пожалуйста, не начинай это снова! Отнимать жалованье у человека, которому необходимо содержать семью! Если поддерживать тебя и твоего отца и содержать дом в образцовом порядке – не основная работа в жизни, тогда я уж и не знаю, что такое работа! Вот к чему должна стремиться всякая женщина!

Хелен научилась держать свое мнение по этому вопросу при себе. Эжени так глубоко погрязла в быту, что не видела собственную жизнь такой, какая она есть. Она диктовала письма Питера и решала, кого ему нанять. Он был не более чем ее рупором, однако именно его имя стояло в документах на дом и в чековой книжке. У нее больше не осталось даже мелких доходов времен детства Хелен, вроде семейного пособия или талонов на еду. Ей приходилось идти на поклон к мужу всякий раз, когда ей что-то было нужно.

– Не смотри на меня так, Хелен. Ты должна выбросить из головы все свои нелепые идеи. Они лишь приведут к разочарованию.

Вот и причина, подумала Хелен. Эжени, расстроенная своей жизнью, тем не менее настаивала на том же самом для Хелен. Не из зависти – с этим Хелен смогла бы бороться, или наоборот, пожалеть мать, – это была защита, которой намного труднее противостоять.

– Это для твоей же пользы! – продолжала Эжени. Ее отчаяние словно тушило гнев Хелен все больше и больше, пока он не превратился в печаль. Нежелание Эжени признавать, что дочь из другого теста, шло от любви, и от этого стало еще хуже.

– Я пойду наверх, – сказала Хелен.

В ванной она смочила волосы водой, а в спальне повесила на стул юбку, порванную возле пояса в том месте, где Эжени ее скрутила. Она быстро проверила, все ли на месте в комнате, и заглянула в свой чемодан. Бутылочка с пилюлями по-прежнему лежала под пачкой гигиенических прокладок, а за прорезанной подкладкой чемодана все так же был подоткнут билет на поезд в 8.40, на следующий четверг, от Саксмундхема до Ливерпуль-стрит. Ценой пять шиллингов и шесть пенсов, в одну сторону.

Рошель, наряду с высшими баллами по трем основным предметам, завоеванными упорным трудом, была единственным наследием Хелен, вынесенным из школы. Ее одноклассница и вторая участница заговора стряхнула с себя их общий образ «синего чулка» и уехала в Лондон, дерзкая и яркая в брюках, предназначенных для более стройных девушек. Ее родители позволили ей – а скорее поощряли к этому – сразу же устроиться на работу. С тех пор подруги обменивались тайными письмами, используя школьный жаргон и даже стенографию Питмана. Так они и разработали план. Рошель потянула за какие-то ниточки – «Я даже не подозревала о таких своих способ-ностях, дорогая!» – и нашла для Хелен местечко в своем офисе; и внесла депозит за новую комнату, достаточно большую для них обеих и всего в нескольких минутах ходьбы от Риджентс-парка.

За окном плескалось море. Гринлоу-Холл лежал за шелестящими полями в нескольких милях, а его наследник – с недавних пор – в ее животе.

Дело было не в том, что родители не одобрили бы этого. Они, конечно, ненавидели скандалы, и ложь насчет того, что она ни с кем не встречается, тоже бы их не обрадовала. Но если бы они узнали, что Робин – сын Гринлоу, местного депутата, и является наследственным пэром, то быстро бы изменили свое мнение. Не боялась Хелен и того, что Робин мог ее бросить. Настоящий ужас заключался в том, что родители благословили бы их пару. Истинным кошмаром стало бы, если бы Робин остался с ней.

Их первая встреча была больше похожа на столкновение. Огибая угол изгороди, Хелен резко затормозила на пятках, чтобы не врезаться в грудь светловолосого молодого человека в рубашке с закатанными по локоть рукавами и с тачкой саженцев возле ног. Он с недоуменным видом держал в руках ее голубую юбку, провисшую, как гамак.

– О, вот и ответ на мой вопрос! – сказал он, протягивая ее Хелен.

Хелен влезла в нее с пылающими щеками, но раз он ничего не сказал по поводу ее голых ног, то и она сделала вид, что в этом нет ничего особенного.

– Я замечал различные предметы женской одежды, появляющиеся здесь в последние несколько дней. Они то появлялись, то исчезали. Я думал, что схожу с ума. Довольно странные шутки для привидения. И вот вы здесь, очень даже во плоти. Робин Гринлоу! – Он вытер пыльную руку о фланелевые брюки и протянул ей.

– Гринлоу, – повторила Хелен, выковыривая веточку, зацепившуюся за оборку юбки. – Зовут, как дом.

Кажется, это его позабавило: на его щеках появились ямочки.

– Как дом, да. Мы сейчас на земле Гринлоу.

– Господи помилуй! – Хелен не могла не впечатлиться размерами поместья. Она оставила его дом за спиной почти полчаса назад.

– Откуда вы здесь взялись?

– Мы недавно переехали в Саффолк. Мы часто переезжаем.

– Дочка вояки? – спросил Робин. Шутливо, не оскорбительно.

– Формально почти все мы теперь дети военных, со времен войны, – ответила Хелен, думая, что жизнь в казармах была бы предпочтительнее, чем в череде их уединенных домов, как правило, слишком огромных для небольшой семьи Моррисов. – Но нет. Мой отец лесничий.

Робин указал на свою тачку:

– Не то чтобы мне пора звать на помощь лесничество в данный конкретный момент, но вы что-нибудь понимаете в живых изгородях? Я полагал, что смогу один засадить прорехи в этой, но это оказалось изнурительной работой. – Тощий пучок мышц напрягся на его руке, когда он оперся на лопату.

– Если вы все здесь засадите, мне некуда будет прятать свои вещи.

– Ну нет, этого мы допустить не можем, верно?

Возникшее чувство было похоже на кусок нити, присоединенный одним концом где-то к низу ее живота, а другим – к ямочке на его щеке. Когда он улыбнулся, то словно прикоснулся к ней там. Это было так же захватывающе и неожиданно, как найти новую комнату в одном из домов ее детства.

– Ваша манера говорить не соответствует работе, которую вы выполняете.

– В штаб-квартире пришли к выводу, – Робин кивнул на горизонт, – что мне не помешает некоторый опыт ручного труда, прежде чем я закончу Лондонский университет экономики и проведу остаток жизни, передвигая бумажки. Один из работников моего отца справился бы с этим за день. А я провожусь здесь до сентября такими темпами. – Он провел пальцами по волосам. – Тем не менее, если я хочу однажды представлять интересы этих людей, я должен быть способен смотреть им в глаза.