Сладкая горечь - Стефани Данлер

– Ты в платье!

Вот что мне хотелось от него услышать. В конечном итоге он этого так и не сказал.

Но я повторяла это себе много раз, когда кивала своему отражению в витринах, проходя по Бродвею. На высоких каблуках я стояла как на роликах, прическу, на укладку феном которой я потратила столько времени, взбивало ветром. В праздничном наряде я рисковала стать жертвой погоды или неровных тротуаров. Я кивнула клину «Утюга»[39] как высокопоставленному знакомому. На новое платье – прямое, короткое, шелковое – ушла половина зарплаты. Я все еще плохо понимала, какую власть дает одежда. Посмотрев на себя в зеркало в примерочной, я встретила ту себя, какой стану пару десятилетий спустя, когда буду непобедимой. Все дело в платье. Дважды я была на волосок от того, чтобы его вернуть. Я увидела себя в темно-зеленом окне закрытого банка. Я повернулась к своему отражению: «Ты в платье!»

Владелец закрыл ресторан на первый день Нового года. Он снял бар и пригласил весь персонал отпраздновать за счет заведения – за гигантский, чудесный, нескончаемый счет. Судя по байкам о прошлых празднованиях, какие без конца пересказывали, вечеринка ожидалась бурная. Кто-то неизменно напивался, и хотя и Уилл, и Ари ставили на меня, я намеревалась держаться в рамках и для гарантии прихватила с собой собственный пакетик кокса.

Я совсем забыла, что там будут взрослые. У входа стоял, лучась авторитетом и теплом, владелец с супругой. Даже их, наверное, донимало похмелье, но они были безупречны. Чтобы приветствовать их, образовалась небольшая очередь, и он пожимал каждому руку, не пробегая при этом взглядом по комнате. Его жена смотрелась приятно удивленной и расточала улыбки, от которых хотелось воспарить. Я на цыпочках обошла вокруг очереди. Я не могла поздороваться. Что, если он меня не запомнил? Что, если я разревусь? Вспоминая дни ориентации, я все еще не могла поверить, что на работу взяли именно меня.

Все шло более или менее по плану. Крошечные блины с икрой, фуа-гра на поджаренных кусочках хлеба-кростини, запеченные мидии в раковинах, крабовый коктейль, устричные шутеры – декадентские крошечные порции от компании обслуживания банкетов, которую открыл недавно наш владелец. Мы робко здоровались, изучали друг друга, удивляясь, какие чудеса способна сотворить праздничная одежда. Ари – в облегающей мини-юбке и свитере, который обрезала, превратив в топ. Уилл в лавандовой рубашке – даже воротничок на пуговку застегнут. Саша весь в черном и при черных очках. Мы нервно льнули к бару, старались чуток захмелеть, внезапно напуганные необходимостью разговаривать с этими незнакомцами. Приблизительно через час все расслабились, и отовсюду зазвучал хрипловатый смех, и диджей прибавил музыке громкости. Вот тогда началась раздача наградных грамот.

Конечно, я голосовала. Раздавая на «семейном» бюллетени, Зоя позаботилась о том, чтобы мы все проголосовали. Там были расхожие категории: «Самые Красивые Глазки» или «Самая Симпатичная Парочка». А еще были профессиональные премии, например: «Скорее всего откроет собственный ресторан». Я решила, что это еще какой-то шифр, который мне надо разгадать, ведь в каждой категории был безусловный победитель. «Откроет ресторан» – это, конечно, Ник, он давно говорил о том, что бросит нас и заведет собственный бар. «Кого бы вы хотели видеть официантом вашей мамы» – конечно, Хизер, потому что она выглядела и говорила как куколка. Пока объявляли призы, я оставалась сторонним наблюдателем, как в самые свои первые дни. «Самым большим пранкером» оказался Паркер, – а я-то в эту графу вписала Ника, потому что сомневалась, что Паркер вообще умеет разговаривать. По всей очевидности, Паркер годами устраивал розыгрыши тем, кто ему особенно нравился. Мне еще только предстояло попасть в эту категорию. Грамота «Скорее всего попадет на Бродвей» досталась Ариэль. Она засунула себе палец в рот и сделала вид, что блюет. Уилл пошел получать награду за нее. Потом Говард – в цилиндре ни больше ни меньше – провозгласил:

– И «Человек, с которым вам бы хотелось застрять в лифте»… Тесс!

Раздались россыпь вежливых аплодисментов и задиристый свист. Я тоже похлопала. Все уставились на меня. Тут по капле – точно из какого-то забытого крана – до меня мучительно дошло, что Тесс – это я.

Я выбрала Симону, пусть и после долгого раздумья. Вот с кем бы тебе хотелось застрять в лифте, сказала я себе. Не на такого человека строишь планы, в конце концов никогда ведь не думаешь, что с ним застрянешь, и бух – лифт не двигается с места. По воле случая твоя жизнь встала на великолепную паузу. Все дела дня пошли псу под хвост. Никогда не знаешь, когда тебя вытащат, но в отличие от сценария с необитаемым островом, не сомневаешься, что из лифта рано или поздно выйдешь.

Конечно, я подумала про Джейка. Оказаться с ним наедине… Я подумала, как он всем телом прижимает меня к стене, но средоточием моей фантазии был не секс – мне слишком трудно было вообразить секс, потому что Джейк был для меня сплошной загадкой. Нет, мне хотелось того, что будет после секса. Мы все еще были бы заперты в лифте. Он бы посмотрел на меня. Не было бы ни тикетов, ни гостей, ни телефонных звонков, ни форменных рубашек. Ему пришлось бы увидеть во мне человека. Я знала, что, если сумею заставить его меня увидеть, и мое, и его одиночество закончится.

Но потом я передумала. Велики шансы, что Джейк окажется в плохом настроении. Нетрудно вообразить, как он среагирует на то, что заперт в какой-то западне. Что, если он будет играть в молчанку? Или наговорит гадостей? Или еще хуже, что, если ему будет со мной скучно? Возможные последствия меня пугали, а потому я вычеркнула его из списка.

А вот если вписать в сценарий Симону, то настроение в лифте менялось с эротического на праздничное, и я испытала облегчение. Симона способна декламировать Вордсворта, Уильяма Блейка или, если потянет на современность, Уоллеса Стивенса и Фрэнка О’Хару. Симона рассказала бы, как в девятнадцатом веке производили вина в регионе Юра и как это повлияло на местные сыры. Она могла бы вспомнить интересные факты о полотнах старых мастеров, которые лет десять назад видела во Флоренции, и название траттории, в которой обедала после музея. Она могла бы даже рассказать историю их с Джейком детства на просоленных, поросших травой дюнах.

Я шутила бы над собой и ее рассмешила. Я рассказывала бы истории о впавшей в маразм Америке Среднего Запада, и как, впервые прочитав «Над пропастью во ржи», я упаковала старый рюкзак и сбежала из дома, но вернулась, когда соседи застали меня спящей в их сарае. Симона раскрыла бы вселенские загадки и объяснила, почему так трудно найти смысл в наш технологический век, почему вырастают и разрушаются города, почему мы обречены наступать на одни и те же грабли. Мы много часов проведем вместе, и из этого продолжительного контакта я выйду преображенной, многое у нее переняв. Урок будет раз и навсегда усвоен.

– Тесс?

Говард размахивал грамотой – десяток таких одна наша хостес третьего дня разукрасила золотыми звездами. Встав, я чуть покачнулась на высоких каблуках. Я обернулась поискать кого-то взглядом, поискать кого-то взглядом, поискать кого-то… Потом поблагодарила и снова села. Но еще прежде успела пробежать глазами по лицам сослуживцев, постаралась встретиться глазами с каждым, спрашивая: «Со мной?»