Сладкая горечь - Стефани Данлер

Пришла официантка забрать тарелки с приборами. Она составила их в самую неопрятную, неуклюжую стопку, какую я только видела. Даже я умела лучше. Потом неряшливо швырнула все в мойку. Тарелки приземлились с грохотом, а приборы соскользнули с тихим плеском в воду с объедками, какие собираются на дне моек. Когда мы только пришли, я ее пожалела, но сейчас осознала, что работа у нас с ней одинаковая.

– Дебби, – окликнул Джейк официантку. Он не сел на место, а стоял, облокотившись о стойку, и я поняла, что нашему вечеру конец. – Мне нужно бежать. Мне полагалось кое с кем встретиться еще двадцать минут назад.

Я кивнула. Дело было не в каком-то негласном правиле, которое мешало ему позвать меня к себе, когда я практически об этом умоляла. Он был заинтересован. Дело было во мне, это я не жила в полную силу.

– Я заплачу. Запоздалый праздничный обед. Я слышал, у тебя был бурный День благодарения. Жаль, что я его пропустил.

Он достал из бумажника наличку. Допивая пиво, отправил СМС. Я крутилась на своем табурете, смотрела, как люди ныряют в дверные проемы из-под флуорестцентного дождя.

– Я другая, – сказала я вдруг.

Мне было все равно, насколько глупо прозвучат мои слова. Я знаю, какой он меня видел – потерявшейся, хватающейся за соломинки. Я еще не знала, был ли он прав или ошибался на мой счет. Но одного он не знал – не знал, от чего я сбежала. Не знал, чего мне стоило добраться сюда. Я угостилась его пивом.

– Мне не надо выбирать между внешностью и чем-то там еще. Я собираюсь получить все. Разве не ты говорил, что эстетическое и этическое должны сосуществовать? – Крутанувшись на табурете, я врезалась коленями в его. – А теперь скажи мне вот что. Где мы, мать твою, и как мне попасть домой?

III

– А ты знаешь, что у рыб памяти хватает на четыре секунды? – спросил у меня Том.

Я делала вид, будто читаю старый номер «Нью-Йоркера» при свете свечи, мой взгляд снова и снова скользил по одной и той же строчке: «Что высвободится в тебе, когда твоя буря придет?», а думала про кокс у меня в сумочке, какой приятный у него вес, когда весь вечер впереди. Я задумалась было, не уйти ли, пока остальные не заявились, но ночь была мутной, и я понятия не имела, ни что будет после нее, ни даже в ближайшие пять минут. В баре было пусто, а значит, Том обращался ко мне.

– А?

– Я всегда про это думаю, когда вы, ребята, заявляетесь после смены. Сечешь?

– Да, Том, секу. Мы рыба. А здесь у тебя – долбаная вода.

Сегодняшняя шляпка принадлежала еще матушке миссис Кирби: винно-пурпурная бархатная шляпка «клош»[34] с золотой вышивкой, которая практически сносилась. Она плотно обхватывала ее крошечный череп, и миссис Кирби приходилось чуть запрокидывать голову, чтобы стрельнуть в меня взглядом. Если верить ее рассказам, ее матушка была легендарной красавицей. Она посещала всяческие художественные салоны, на равных разговаривала с Уильямом Дюбуа и Лэнгстоном Хьюзом[35] и сама имела прогрессивные взгляды. Весьма прогрессивные. У нее не было времени заниматься искусством, ведь после смерти мужа ей пришлось подрабатывать шитьем на дому, чтобы содержать детей, но у нее имелись вкус и желание жить как истинный художник.

– Вашему поколению этого не понять, – говорила она с чувством, беря обе мои руки в свои. – В мое время из дома не выходили без шляпки. Денег у нас не водилось, моя мама шила платья из занавесок, но без шляпки я выглядела бы неприлично. Моя мама затрещин бы надавала нынешним девушкам за то, как вы одеваетесь.

– Я знаю, – сказала я. Я поощряла ее увещевать меня, и она была щедра на увещевания. – Девушки моего возраста носят легинсы. Вместо брюк. Это так неловко.

– Просто выставляют свои булочки напоказ по всему городу.

– О боже, вы совершенно правы!

– Куда подевались стандарты? Как мужчине понять, как к тебе относиться? – Она шлепнула меня по тыльной стороне ладони. – Ты одеваешься как мальчишка, скрываешь фигуру. Ты все еще бьешь их лопаткой в песочнице, чтобы они на тебя посмотрели.

Я кивнула, показывая, что она видит меня насквозь.

– Иметь стиль вовсе не фривольно, знаешь ли. В мои дни стиль говорил о честности, говорил о том, что ты знаешь, кто ты есть.

Я кивнула, но она смотрела куда-то мне за спину.

– А, вот и мой принц!

Фланируя, точно идет по подиуму, к нам приближался Саша. Миссис Кирби зааплодировала, на глаза ей навернулись слезы.

– Кирби, дорогая, вы отрада для глаз, так почему же вы говорите с этим отребьем?

– Поцелуй же меня, ради бога.

Она стыдливо подставила щечку, и он поцеловал ее в обе.

– Вот как это делалось в Париже, – сказала она.

– Как баранина, любовь моя? – спросил Саша.

– Ужасно, просто ужасно. – Вид у нее стал встревоженный, и она поманила нас ближе. – Клянусь, с каждым разом все хуже и хуже.

– Замечательно, – просиял ей улыбкой во все зубы Саша.

– Саша, ты должен пригласить эту прекрасную юную леди на свидание. Ей нужно понять, кто такой настоящий джентльмен.

– Да, Саша. – Я повернулась к нему. Пару недель назад он уронил свою пиццу на землю и предложил мне пятьдесят долларов, если я ее съем. Я съела, и он мне заплатил. Как джентльмен. – Ты выведешь меня в свет?

Мы оба содрогались от сдерживаемого смеха. Миссис Кирби тоже рассмеялась и с видом королевы откинулась на спинку стула.

Я знала, что Джейк внизу. Он только что бросил Нику, что собирается вниз за бутылкой скотча, хотя я больше недели назад сказала ему, что скотч закончился. Я даже у Говарда про скотч спросила, а тот ответил, что уже сделан предзаказ у оптовика. Но Джейк отказывался в это верить. Интересно, он пошел искать, потому что не доверял моим словам или потому что хотел затянуть нашу мелкую дуэль?

Поэтому, когда Симона спросила, не принесет ли ей кто-нибудь из подвала «Опус» 2002 года, мол, у нее за всеми столами гости, я сказала, конечно, подтянула хвост и побежала. Когда я вошла, он не обернулся.

– Его тут нет, – сказала я, решительно направляясь в отдел калифорнийских красных.

– Глуп тот, кто поверит речам женщины.

– Очаровательно.

Я пробежала глазами по стене, но я ведь и так знала, где «Опус». Мне бы так хотелось, чтобы я ничего не знала, чтобы я ошибалась относительно скотча, чтобы у нас закончился «Опус» и чтобы остаток смены нам пришлось провести в подвале, разыскивая несуществующие бутылки.