Люфт. Талая вода - Хелен Тодд

– На потом? – Молли не хотелось прощаться.

– Я ведь зайду к вам завтра. Заодно увижу Роберта, он когда-то выручил меня в лазарете, – улыбаясь, произнес Яков. – Странно, что ты не рассказывала о нем раньше. А я все думал, где его найти. Его след после войны затерялся.

– Завтра… да, завтра…

Она нахмурилась, явно не понимая, почему он говорит о Роберте вместо того, чтобы поговорить об их отношениях. Коул ведь точно спросит, к чему все это, не отвечать же, что они просто узнают друг о друге и гуляют вместе. Просто так.

– Хорошо, береги себя, Мол. И отдохни, тебе это нужно.

Яков бережно ее обнял, прижимая уже изрядно продрогшую девушку к своей груди. Смешная, юная, светлая.

– Я потом… Ани приболела, поэтому…

– Поэтому ты должна позаботиться о себе, Молли, ты мне важна, я хочу, чтобы ты научилась думать о себе.

Яков взял ее лицо в свои руки, мягко поцеловал.

– И я тебя люблю… – она затаила дыхание, боясь открывать глаза.

– Не спеши, как знать, может, через пару недель ты передумаешь. – Он горько улыбнулся.

– Передумаю? Не говори чепухи. Мы ведь давно общаемся.

– Я знаю, Молли, просто хочу, чтобы мы чуть больше провели времени вместе, может, я жду момента попросить твоей руки у Коула.

– Нет, глупости какие, – Молли рассмеялась.

– Может, и нет. Беги, совсем замерзнешь. И до завтра.

– До завтра…

Яков обнял ее на прощание, а Молли с улыбкой поцеловала его в щеку. После чего подошла к двери пекарни, обернулась, помахав ему рукой, и ушла.

* * *

Ани грелась у камина на втором этаже. Пекарня была закрыта, и Аннетт, пользуясь свободной минутой, отдыхала. Чашка отдавала свой жар пальцам, шелковая шаль приятно касалась открытой шеи, то грея ее, то создавая мягкую прохладу.

За окном шел снег. Его хлопья кружились в медленном танце, дом напротив был полностью скрыт белой пеленой.

Когда-нибудь на подоконнике растает лед, и талая вода тонкими струйками начнет стекать по стене здания. Весной станет легче. Все изменится, а пока стоит привыкнуть к странным скачкам реальностей, к тому, что можно вмешиваться и наблюдать за чужими жизнями.

Хотелось поговорить об этом, но и Молли, и Коул устали от постоянных вопросов, на которые был один-единственный ответ: нужно время. И никто не знал, сколько.

Вот только этим вечером все изменилось. Ани с беспечным видом заглядывала в зеркало, не боясь увидеть чью-то историю. Но зеркальная гладь показывала лишь ее отражение.

Тишина. Тихое потрескивание камина, шум радио… Аннетт и не заметила, как уснула, крепко сжимая в руке пустую чашку. Теперь она часть другой реальности. В ней она тень.

* * *

Большой зал был наполнен служащими и юношами, ожидающими своей очереди. Хотелось сразу же выйти, вот только куда? Как бы Ани ни пыталась сдвинуться с места – не выходило.

– Ничего не происходит просто так. Ты ведь понимаешь, – военный задумчиво изучал анкету юноши в потертом свитере с заплатами на локтях.

Тот внимательно смотрел, хмурился, скрывая за холодом взгляда свои тревоги. Война не то что было ему близка, но это был выход, путь, который даст ему шанс жить другой жизнью, получить образование и начать все с чистого листа.

Аннетт без труда угадала в нем Якова. Это не мог быть кто-то другой.

Вот только картинка все время менялась. Аннетт терялась во времени, в образах юноши. Сначала казармы, после винный завод. Бордовые реки напитка и пряный аромат специй в одном из кафе. Иногда ей казалось, что все это какой-то бред. Хотя внутреннее ощущение подсказывало – это не так. События, места, люди… все – жизнь Якова. Его калейдоскоп, который она не в состоянии остановить. И он менялся, показывал его переживания, стойкость, слабости и непреодолимое желание чего-то достичь. Из маленького мальчика с грустными темными глазами он превратился в мужчину, уверенно идущего к своей цели.

Вновь смена кадра… Одна из, но от этого беспощадно кружилась голова. Что-то менялось, но что? Осознание пришло с неприятным ощущением смерти. Война…

И Ани стала тенью Якова, следовала по пятам. Раз за разом просила жить, надеясь, что Яков ее слышит. И он с трудом старался делать вдох за вдохом. Несмотря на боль, несмотря на отсутствие веры и силы открыть глаза. Каждый глоток отдавался болью и жжением. Вот только это не самое страшное, не то, чего опасалась Ани, наблюдая за его жизнью. Она отчетливо видела, как угасает его желание двигаться дальше. У Якова опускались руки, и он позволял себе плыть по течению, которое несло его в подземную пропасть. Из темных вод смерти нет выхода.

– Живи, черт возьми, живи!

Голос Ани хрипел, срывался, но она упрямо тормошила его за плечи, буквально заставляя подняться. Впервые Аннетт ощущала себя не наблюдателем, а тем, кто может помочь, и делала это. Упрямо, настойчиво, с полными пониманием, что если не она, то никто. И это передавалось Якову.

Холод неприятно напомнил ему о жизни. Боль волнами растекалась по телу, но именно это позволяло сознанию цепляться за реальность. В уставшей странной улыбке и в уверенном горящем взгляде вновь появилось стремление. И Яков, преодолевая слабость, встал. В нем горела надежда и что-то неуловимое, то, что Ани видела в его детстве.

– Живу…

Он не отвечал на ее слова. Сиплый голос констатировал факт. Его неуверенные шаги стали причиной странного облегчения для Ани. Впервые за время пребывания в пекарне она поняла, о чем говорили Коул, Молли и Роберт. Не все нуждаются в изменениях судьбы, многим важна поддержка, помощь, тепло. Это помогает им быть сильнее, идти к своей цели и при этом не ломает предначертанное.

Яков что-то шептал бледными, потрескавшимися губами. Возможно, звал на помощь, возможно, просто помогал себе остаться в сознании.

Ани не хотелось его покидать, но остаться в этом моменте не вышло. Они оказались в лазарете. Вопреки привычке, белые стены сейчас не угнетали.

Яков морщился от боли, когда одна из медсестер делала перевязку. Ему казалось, что после пережитого он не должен так остро реагировать, но, видимо, тело не желало работать. И он добела сжал костяшки пальцев.

– Сильно болит?

Услышав этот голос, Аннетт вздрогнула. Слишком знакомый, настолько, что сердце невольно пропустило удар. Во враче, подошедшем к Якову, она узнала Роберта. Ее Роберта. Вот только здесь он был бледен, строг. Исхудавшее лицо и тени под глазами говорили о том, что он практически не спит, стараясь помочь всем, кто попадает в эти стены. Но он по-прежнему держал осанку, не позволяя усталости опустить его плечи.

– Сойдет, – Яков сжал зубы и хрипло простонал.

– Нет, так не должно быть. Кэт, когда у нас свободна смотровая и операционная? Кто его зашивал? – Роб взял карту, нахмурился.