Темный - Юлия Трегубова

— Ты даже не представляешь, как я глупо выглядела. Мне с трудом удалось уговорить их подождать, мол, нас не устраивают условия, слишком большие штрафные санкции. В общем, пришлось такую чепуху городить.

Герман вдруг поймал себя на мысли, как быстро Светлана перешла на «ты». Подумать только, как сближаются люди в порыве гнева. Он даже невольно улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься? — Светлана завелась еще больше. — У нас катастрофа, а он улыбается…

— Может, чаю выпьем? — спокойно предложил Герман.

Казалось, Светлану этот вопрос совсем вывел из себя, словно последняя капля переполнила чашу терпения, и теперь шквал разъяренной волны грозит снести Германа, смыть с лица земли.

— Какой чай? Ты издеваешься? Я требую, чтобы ты сейчас же извинился, взял себя в руки и все уладил с заказчиком! Я требую! Слышишь?

— Мы не будем работать над этим проектом!

— Это почему?

— Светлана, тебе разве не рассказали, что случилось с Сергеем? Разве тебе совсем наплевать?

Она вздохнула, мгновение молча смотрела на Германа и, наконец, заговорила:

— Рассказали… Печально, конечно. Но это же не повод отказываться от проекта?

— Повод!

— Но почему? — Голос у нее смягчился. Теперь, как показалось Герману, она уже не столько злилась — видимо, выпустила пар, — сколько пыталась понять.

— Мне сложно объяснить, но поверь мне, все это из-за проекта, и отчасти я виноват. Я слишком его загрузил, вот и не выдержал молодой организм… Никакие деньги не стоят жизни и здоровья людей.

— Но послушай, люди болеют, и по разным причинам. А еще умирают. Но это же не повод бросать работу. Тем более когда уже на полпути к… Да с чего ты вообще взял, что это из-за проекта? У него мать тяжело больна. Он мог и на этой почве…

— Нет. — Герман покачал головой. — Я знаю. Это все проект. Мы гнали его, гнали…

Светлана вздохнула, немного прищурив глаза, смотрела на Германа. Потом уже вкрадчивым и ласковым голосом, как она умеет, стала приговаривать:

— Тебе надо отдохнуть, расслабиться, все обдумать. Нельзя такие решения сгоряча принимать. Ты же не один. Только представь, сколько людей могут получать зарплату, кормить семьи, пока будут работы идти…

Герман вздохнул, ничего не ответив, повернулся и пошел на кухню. Светлана засеменила за ним. Она молча наблюдала, как он пересыпает молотый кофе в турку, медленно помешивает, как переливается дымчатый камень на его перстне. Камень… При взгляде на него Светлана загадочно прищурилась, а лицо приобрело сосредоточенный вид. Возможно, она о чем-то напряженно думала. Может, искала новую тактику, другой подход — надо было убедить Германа, отказываться от проекта она ни за что не собиралась.

Герман свыкся с мутно-желтым цветом своих ногтей. Теперь он не шарахался от них как ошпаренный. Казалось, он почти принял свою новую сущность, но вот понял ли?

Воздух прогрелся за день. Весна ощущалась не только на улицах, отражаясь от зеркальных луж, — вся квартира прониклась новым духом, словно каждый предмет задышал, вышел из долгой спячки. Удивительно, но раньше Герман, словно толстокожий, совсем не чувствовал окружающий его мир. А теперь — каждый стул, вилка, чашка будто имели душу, свою историю и общались с ним, делились чем-то сокровенным. И люди стали ближе — их радость отзывалась в душе так же, как и несчастья переживались, будто свои.

Он разлил горячий напиток в фарфоровые чашечки, придвинул одну к Светлане, которая сидела за обеденным столом, подперев голову рукой. Сел напротив и посмотрел ей в глаза. Кофе обжигал горячим дыханием, пар поднимался вверх и размывал черты женского лица. Оно было серьезно, чрезмерно для обычно улыбающейся Светланы.

— Делом Олега заинтересовалось ФСБ. — Герман не смог держать в себе, ему надо было с кем-то поделиться.

Личико Светланы вытянулось.

— Как ты узнал?

— Был сегодня у следователя.

— Ну… и что? Подумаешь.

— Да нет, — протянул Герман. — Это значит, что дело серьезное. Олега могли убить. А еще какие-то данные важные…

— Какие данные?

— Не знаю. — Герман вздохнул. — В том-то и дело, что я ничего не знаю. А ведь Олег что-то нашел в тех цифрах, что я ему отправлял.

Светлана искоса смотрела на Германа и помешивала ложечкой в чашке.

— А еще мне кажется, что за мной следят, — выговорил Герман. Ему вдруг стало неудобно за такое признание. Как только он произнес вслух, то ощутил всю нелепость этих слов. — Нет, конечно, это мне показалось. Ну кто будет за мной следить? Я превращаюсь в параноика…

Светлана положила руку на его плечо. Он поднял глаза. Она была хороша. Действительно чертовски хороша. Идеально прямые, лоснящиеся волосы убраны в низкий хвост на затылке. Такая незатейливая прическа, а шла ей невероятно. Удивительное лицо — смуглая кожа, миндалевидные, слегка раскосые глаза. Яркие черные брови вразлет.

— Тебе надо отдохнуть, — проговорила Светлана.

Герман вспылил, скинул ее руку с плеча.

— Нет, черт возьми! Надо что-то делать! Как ты не понимаешь?

Он вскочил со стула, а следом за ним и Светлана.

— Ты думаешь только о деньгах. Ну конечно! — выкрикнул он. — Проект, на все остальное наплевать. А я тут душу изливаю, дурак!

— Замолчи!

— Кому нужны мои проблемы, когда один миллион долларов на кону? Несчастный программист двинулся. Подумаешь! Выкинем, найдем другого, так же? Нет, я ведь прав? Ну, прав же? — И он пошел на Светлану в приступе гнева, она пятилась назад, а он наступал и наступал.

Светлана уперлась спиной в стену, дальше отступать некуда. Герман вплотную приблизился к ней. Схватил за плечи, ощутил мягкость и тепло гладкой кожи, ее аромат, сладость духов. Она глубоко и часто дышала. Маленькая ложбинка между ключицами создавала ощущение хрупкости и беззащитности. Захотелось сжать в объятиях, закрыть своей спиной от враждебного мира. А потом овладеть. Резким движением Герман обхватил Светлану за талию, прижал к себе. Ее тело не сопротивлялось. Светлана ответила на поцелуй, прильнула к его груди, вцепилась ногтями в спину.

Они будто не могли оторваться друг от друга. Оголодавшие, опьяненные внезапным приступом страсти, полностью подчинились безумному порыву. В тумане, сквозь тяжелое дыхание, словно ведомые какой-то силой, они преодолели повороты, натыкаясь на косяки. Вихрем пролетели в дверной проем, выпутываясь из одежды, и повалились на кровать. Изредка Светлана еще делала попытки придержать обезумевшего Германа, но потом отдалась без остатка. Словно последние оковы приличия рассыпались в пыль и выпустили на свободу долго сдерживаемое желание. А он пожирал, впивался во влажную, покрытую испариной, кожу. Брал с силой, с остервенением, даже с какой-то внезапно проснувшейся злостью. И сатанел от каждого вырвавшегося стона, вгрызался в мягкую грудь, оставлял красные пятна на нежной коже. А потом упал без сил, насытившийся и уставший. Так хорошо, по-животному хорошо, давно не было, никогда раньше не было.