Под скорбной луной - Карен Одден

class="p1">— Тома и Джейкоба встретил пару дней назад, — с ноткой озабоченности пробормотал Бонси. — Оба были на палубе, когда произошло столкновение. Том возился со спасательными буями, а Джейкоб помогал спускать шлюпки.

— Что насчет третьего матроса?

— Нед был внизу. — Бонси выглядел озадаченным. — А что, о нем никто не слышал? Плавать он умеет.

— Пока не знаю. Мы пытаемся разыскать всех выживших членов команды, но кто-то мог угодить в госпиталь, а кто-то, возможно, уверен, что о его спасении известно со слов товарищей.

И все же Нед Уилкинс мог прочесть в газетах, что ему следует явиться в полицию. Почему он этого не сделал? Тоже пострадал, как и Конвей?

— Не знаете, где можно найти этого Уилкинса?

— Не знаю, но слышал, что его мать живет здесь, в Лондоне.

— В судовом журнале записаны имена и адреса членов экипажа?

Бонси мрачно глянул на реку.

— Журнал утонул вместе с судном. Можете обратиться в Лигу по охране труда. Наверняка Нед зарегистрирован в их реестрах.

— Как он выглядит?

— Лет двадцать пять, крепкий. Синеглазый, светлые волосы.

Я отвернулся в сторону, пытаясь скрыть блеск в глазах. Блондинов в Лондоне немало. А вот блондинов с доступом к аварийному румпелю…

Мы еще постояли, наблюдая за сложным процессом перемещения носа судна к берегу. Корпус бедного кораблика был покрыт илом; вместо разбитых деревянных бортов торчали острые зубья обломков с запутавшейся в них тиной. Потребовалось два крана, чтобы вытащить на берег первый фрагмент парохода. Пройдет немало времени, пока с него снимут цепи и подведут их под среднюю часть.

Появился Ротерли — перебрался из плашкоута на служебное судно. Его высокая костлявая фигура возникала то у одного борта, то у другого, и я посочувствовал Вуду. Даже с берега было понятно, что глава комитета лезет с непрошенными советами и путается под ногами.

Я попрощался с Бонси, оставив его нести свою печальную вахту.

Глава 23

Следующий день газеты назвали «похоронным понедельником». Церемония должна была состояться на кладбище Вулиджа.

Похороны я не любил. Хотя кто их любит? Я всегда нервничал, пытаясь изловчиться так, чтобы не испытывать боли в ногах от своих лучших и весьма жестких ботинок. Впрочем, понятно, почему директор попросил меня явиться.

Скромно устроившись за группой мужчин в темных пальто, я разглядел в толпе Винсента и нескольких парламентариев, стоявших с подавленными и мрачными — как положено — лицами. Ротерли терся подле Куотермена. Пока шла траурная служба, никто из них не удостоил меня взглядом, хотя о моем присутствии наверняка было известно. Наконец прозвучала последняя молитва, и я с облегченным вздохом ретировался. За воротами кладбища стояли два десятка полисменов в форме столичной полиции. Каждый с дубинкой. Подойдя ближе, я понял, в чем тут дело.

На другой стороне улицы собралась разъяренная толпа. Человек пятьдесят, а может, и больше. Многие держали в руках разорванные в клочья ирландские флаги. Четверо протестующих, наряженные обезьянами, намотали на себя оранжево-бело-зеленые полотнища, словно подгузники. Некоторые пели, но слова я разобрал с трудом — настолько нестройно звучал хор. «Ирландские свиньи из грязного хлева!» — вот что они скандировали, и с каждым разом все громче и энергичнее.

Развернувшись, я двинулся в другом направлении. Лучше пройти лишние полмили в проклятых неудобных ботинках, чем влипнуть в историю.

— Корраван! — окликнули меня сзади.

Ротерли…

Я нехотя обернулся. Помахивая тростью с набалдашником из слоновой кости, председатель комитета по крушениям приблизился ко мне и кивком указал на бушующую толпу.

— Надеюсь, вы заметили, что происходит?

— Разумеется.

Его глаза под лохматыми седыми бровями загорелись сердитым блеском.

— А будет еще хуже! Вы должны арестовать этого человека, Конвея. Понимаю, что вам это не по нутру, и поверьте: комитет знает почему. Конвей убил сотни людей — и неважно, намеренно или нет.

— Откуда вам знать? — возразил я. — Вы ведь с ним лично не говорили.

— А вы? — тут же спросил Ротерли.

Я промолчал. Лгать не хотелось, и, черт возьми, в спор вступать не следовало.

— Защищая его, вы препятствуете правосудию!

Я продолжал хранить молчание.

Ротерли склонился ко мне, вытянув шею больше обычного.

— На кону безопасность Лондона и его экономика! Я уж не говорю о репутации нашей столицы как колыбели культуры и незыблемых правил! А вы отказываетесь поступать как должно, потому что стремитесь выгородить своего соотечественника.

И на это обвинение я отвечать не стал.

Ротерли гневно выпрямился и ударил тростью в землю.

— Полагаю, в каком-то смысле вас нельзя винить, учитывая ваше воспитание. Восемнадцать лет воровства и кулачных боев так просто не вычеркнешь, сколько ни старайся. В глубине души вы все равно остаетесь алчным уличным мальчишкой, не испытывающим уважения к закону. Выражусь яснее: если хотя бы еще один человек погибнет из-за того, что вы до сих пор позволяете Конвею гулять на воле, вы предстанете перед судом вместе, уверяю вас! Мы не позволим вам и дальше сеять хаос в Лондоне!

Он резко развернулся и зашагал прочь.

Я знал, что за человек Ротерли, и на его мнение обо мне плевал с высокой колокольни. Знал, что Конвей никакого хаоса сеять не собирался. И все же прозвучавшие в мой адрес слова выбили меня из колеи, и я побрел в Уоппинг, с мрачным удовлетворением представляя себе сцены унижения и позора председателя комитета. Только бы дождаться, когда его предвзятость будет доказана в суде, на парламентских слушаниях и в газетах…

К тому моменту, когда я добрался до своего кабинета, мысленный образ Ротерли уже уменьшился до размеров дождевого червя, так что можно было спокойно просмотреть составленные Стайлзом списки. Первый содержал фамилии погибших с южного берега; во второй колонке инспектор проставлял даты, когда именно тело извлекли из реки. Точно такой же перечень Стайлз подготовил по северному берегу. Также ему удалось выписать фамилии членов экипажа обоих судов, которые он добывал из разных источников.

Я вышел из кабинета.

— Эндрюс, принесите последнюю прессу, где есть списки погибших и выживших в крушении.

Сержант быстро вернулся с парой газет.

— Какую желаете, сэр? «Таймс»? — поднял он правую руку. — Или «Рекорд»? — Вверх пошла левая рука.

— Обе, — сказал я и поблагодарил подчиненного.

Я внимательно просматривал первую колонку опубликованных в «Таймс» фамилий спасенных, пытаясь обнаружить среди них Неда Уилкинса с «Принцессы», когда в дверь постучал Стайлз. На его лице лежала печать усталости; кончик носа покраснел от холода. Взгляд инспектора был мрачен.

— Что еще случилось? — спросил я, подавив вздох.

Стайлз шагнул через порог, и с ним в кабинет вполз тяжкий сырой дух реки. Инспектор