Бывшая в употреблении - Ульяна Громова

Сабина дышала глубоко, чтобы усмирить сильно бившееся сердце, кусала губы, когда викинг на экране целовал другую, и… кажется, ревновала. Его бедра двигались размеренно, ее пятки лежали на его плечах, и чувствовалось, как оба наслаждаются процессом, словно их и не снимает камера. Оба раскованы, заняты лишь друг другом. Оператор умело делал акценты на эмоциях: вот викинг запрокинул голову и закрыл глаза… вот застонал… вот по его телу прокатилась дрожь…

Страсть на экране набирала темп… и вдруг картинка сменилась видом ночного города сверху, словно с небоскреба, а все, что до этого было в центре кадра, теперь отражалось в стекле, лишь звуки секса становились громче и играли теперь главную роль.

Сабина сидела, боясь пошевелиться, потому что викинг, сидевший рядом, смотрел не на экран, а на нее — она видела это краем глаза. Набравшись смелости, повернулась.

Он чуть склонился к ней и смотрел немного исподлобья, будто пытался заглянуть в прикрытые ресницами глаза. Изучающий взгляд заставил ее разлепить пересохшие губы:

— Что?.. — голос был тихим и робким.

— Мне нравится, как ты реагируешь.

Его голос вибрировал, выдавая, как и внушительный бугор в штанах, его возбуждение. Но викинг держал слово и даже не подавал вида, что это его беспокоит. Зато она, скользнув на его пах взглядом, едва сумела поднять его на… губы. И когда Юра что-то сказал, сама не заметила, что повторила их движение.

— …воды принести? — расслышала, наконец.

И схватилась за… пустоту. Столик откатился от дивана, и больше ничто не разделяло их с викингом. И девушка вдруг почувствовала себя беззащитной, рвано всхлипнула. Уже готова была вскочить, но ноги онемели, потому что он накрыл ее руку ладонью и стал разжимать ее побелевшие пальцы, вцепившиеся в мягкий плед.

— Не бойся… — попросил, но тембр его голоса понизился и прозвучал так сексуально, что она судорожно втянула носом воздух и сглотнула.

— Как ты проводишь кастинг для девушек? — спросила, чувствуя укол ревности.

— Трахаю, — серьезно и спокойно ответил викинг, глядя ей в глаза.

— Всех? — ее голос осел и выцвел.

— Нет, только на главную роль со мной…

Его глаза казались такими большими, а дыхание таким жарким, она чувствовала запах его тела, усиленный возбуждением.

— Где? — прошептала.

И лишь когда их губы встретились, поняла, что все это время склонялась к нему…

* * *

Илья назначил встречу Грегорию Матвеевичу в гостиничном ресторанчике, но перед этим захотел увидеться со мной. Я спустилась за полчаса до антрепренера, уже зная, что он покажет свою рецензию мне первой.

Так и вышло. Мы сидели за столиком у окна, Илья что-то набирал в планшете, а я читала его вердикт. Он отметил хорошую режиссерскую работу, свежую идею самого спектакля, подтвердил, что звание засрака Войтовичем получено справедливо, много внимания уделил Злате — ей отвел гораздо больше внимания, чем приме… о которой высказался откровенно и непредвзято, отметив, если перевести на общечеловеческий язык, что ее игра слаба, корона давит, потому она душит партнера и выдыхается слишком быстро, сливая роль. Увы, моя просьба не была учтена. Если не считать коротенькой строчки: «…ей бы строило попробовать играть в кино, где можно снять сотню дублей, но какое нужно иметь для этого терпение режиссеру…»

Я шумно вздохнула и отложила распечатанную рецензию, задумчиво отхлебнула из высокого стакана манговый сок.

— Ну, прости, прости, Катюша, но не мог я пойти против совести! В конце концов, почему я должен губить свою репутацию ради «второго шанса» и «чистого листа» какой-то там девицы? Она ведь будет махать этой, — побарабанил по бумагам кончиками пальцев, — рецензией перед режиссерами. Это ведь ясно, что такая особа не может этого не сделать. Я долго думал и, поверь мне, Катюша, я сильно смягчил. И, как и просила, дал рекомендацию! — ткнул он перстом как раз в ту строчку.

— Ты прав, Илья, прости, что пыталась на тебя надавить…

— Ты же знаешь, моя хорошая, что ты — единственный человек, кому это под силу, но не с этой дамой, — мягко ответил, забирая мою ладонь в свою. — Поверь, ей — в первую очередь ей! — гораздо полезнее оценивать свои возможности реально. Она еще молода и найдет куда приложить свой… эмм… недюжинный талант, — усмехнулся он, имея в виду ее легкомысленность, о которой я — уже понимая, что сделала это напрасно — имела неосторожность рассказать в красках, а Илья таких особ на дух не переносил.

— Уже опубликовал? — кивнула на планшет.

— Только что, — кивнул мой критик.

Это значило, что прима недвижинского театра, скорее всего, прима последние минуты — ровно до того момента, как эту рецензию прочитает Грегорий Матвеевич. И еще это значило, что прима в сером списке, и карьера ее ждет разве что в ролях второго плана. В лучшем случае.

Я надула щеки, как хомяк, и медленно выпустила воздух, предчувствуя реакцию соседки по номеру. Разболелась голова, угрожая перерасти в мигрень не только физическую, но и душевную. Мне хотелось, чтобы эти чертовы гастроли поскорее завершились, уйти из этой труппы, с этой работы, обещавшей быть спокойной, но неожиданно окунувшей меня мало того что в собственные противоречия, так еще и в Димкины семейные тайны. Ощущение, что копаюсь в грязном белье, не оставляло, а прогнозируемая реакция Сабины уже била по нервам. Если бы она знала, что именно нас связывает с ее мужем, если бы знала о его поцелуе и признании…

— Добрый вечер, — раздался над ухом голос антрепренера.

Настроение испортилось, казалось, раз и навсегда. Я в этом театре всего лишь костюмерша, но волею судьбы погрязла в ненужные мне дела и темы. Отвернулась к окну, предоставляя мужчинам разговаривать без меня. И ушла бы вовсе, но все же хотелось знать здесь и сейчас, чем эта рецензия обернется для Сабины. Будто это могло что-то изменить.

Не слушала короткий разговор мужчин, не смотрела на реакцию Грегория Матвеевича, когда он читал «приговор», не шелохнулась, когда он затеял обсуждение с Ильей этого вердикта. Уловила лишь, что антрепренер согласен с данной оценкой. И это заставило хмыкнуть — а что же тогда его заставляло отдать роль примы Сабине? Ее тело? И все? В это верилось с трудом — мало ли красивых девушек, чтобы ради доступа к их телам слыть посредственным театром, имея в труппе настоящую яркую звездочку. Впрочем, только вот в этом еще разбираться мне и не хватало!

Выбросила из головы ненужные вопросы и повернулась к бывшему супругу:

— Илья, я, пожалуй, поднимусь к себе. Голова разболелась.

— Я позвоню, — проводил он меня понимающим и сожалеющим взглядом.

Сожалел он, конечно, о том же, о чем только что я думала, а не том, что не выполнил мою просьбу. Ни капли его не осуждала, наоборот — уже жалела, что пыталась что-то там сделать для Сабины. Все равно это ничего не решит.