Студенты в Москве. Быт. Нравы. Типы - Петр Константинович Иванов

– Где Катя? – нервно спросил Сомов.

Хозяйка недоумевающе посмотрела на него и продолжала чистить картофель.

– Где Катя? – закричал Сомов.

– Вы чего ж это кричите, словно на пожар? Эк невидаль, Катя! Известно, на бульвар пошла. Подруга заходила – вместе и пошли. Не век же шалаберничать. Денег-то сколько задолжала.

Сомов побледнел и затрясся.

– Деньги, деньги, – забормотал он потерявшимся голосом, – но ведь я мог бы, я достал бы денег…

– Ну, уж это не моё дело, – проворчала хозяйка и захлопнула дверь в кухню…

В Сомове вдруг вспыхнуло безумное желание воротить Катю, уговорить и убедить её в чем-то. И уже не отдавая себе отчёта, где искать и зачем, Сомов вышел из дома.

«На бульвар, на бульвар!» – и он побежал на бульвар. Прошёл его весь, заглядывая в лицо встречных и сидящих женщин.

– Коля, куда бежишь, пойдём со мной! – крикнула пьяная женщина и схватила его за рукав. Но он с омерзением оттолкнул её и побежал дальше.

– Ка-аллега, дай покурить, – приставала другая женщина.

И в голове Сомова мелькнула ужасная мысль, что Катя тоже, быть может, сейчас пристаёт к кому-нибудь. Но это было так омерзительно и страшно, что всё внутри его крикнуло:

– Нет, нет, Катя не такая!

Он ещё раз прошёл по бульвару и потом по Тверской, заглянул в кофейню. Нигде Кати не было.

«Быть может, она у подруги?» – и Сомов с радостью схватился за эту мысль. Он удивлялся, почему такое простое разрешение вопроса не пришло ему раньше в голову. И, как будто успокоившись, направился домой.

«Она, быть может, пришла уже и ждёт его, а он, глупый человек, бегает, ищет её. Пожалуй, сердится, милая Катя!»

Но в Катиной комнате было по-прежнему темно. Сомову показалось, что и во всей квартире темно, холодно и неприютно. И опять он подумал, что Катя, должно быть, в саду или на другом бульваре, или… или…

Но и тут его мысли мешались и путались. И делалось до того больно, что он кусал руку, чтобы заглушить боль…

Сомов всё ходил по комнате, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому стуку входной двери… Он слышал, как у хозяйки часы пробили два, потом три, половину четвёртого… Он уже более не мог выносить этого адского ожидания, оделся и хотел выйти опять из дома. И вдруг в дверях столкнулся с ней.

– Катя, это ты? Где ты была? – спросил он шёпотом и схватил её за руку.

– Пусти! Где была, там теперь нету, – грубо ответила Катя и, вырвавшись, пошла к своей комнате.

Но Сомов догнал её, обнял.

– Ну, Катюша, Катичка, скажи…

– Да отстань ты от меня! Убирайся! – крикнула женщина, вырываясь, – чего привязался?

Катя была пьяна. Спотыкаясь о мебель и ругаясь, она искала спички по комнате. А Сомов, молча, как в столбняке, стоял у двери и смотрел в темноту… Наконец ей удалось зажечь свечку. И она предстала перед ним в ужасном виде пьяной женщины, растрёпанная, с посоловевшими, блуждающими глазами, со шляпкой, съехавшей на затылок…

– Ну, чего уставился? Чего смотришь, – крикнула она Сомову, – не видал, что ли, какая я? – И она остановилась перед ним, уткнув руки в бока и стараясь сохранить равновесие.

– Катя, зачем ты ходила? – задыхаясь, тихо спросил Сомов.

Она засмеялась пьяным смехом.

– Что же, ты меня будешь содержать, студентик несчастненький? Эх, ты! – сказала она с презрением.

Он весь помертвел от этих слов и от тона, которым они были сказаны. Почувствовал, как его самоуверенность, и счастье, и всё, чем он жил, проваливаются в чёрную бездну. И огромная равнодушная жизнь надвигалась на него – слабого и ничтожного. Казалось, что вместе с Катей ускользает последняя надежда на спасение. И он зарыдал, и в отчаянии обнимал её, и прижимал, словно боясь, что она уйдёт от него.

– Ну, Катя, Катичка, моя дорогая, – бормотал он, – не бросай меня! Я люблю тебя больше всего… Я достану денег, дам тебе. Не ходи, ради Бога, не ходи туда…

И он старался вложить в эти слова всю свою душу, словно хотел отыскать прежнюю Катю, которая отозвалась бы на его призыв. Но с ужасом чувствовал, что обнимает не Катю, а какое-то новое, ужасное существо, изо всех сил отбивающееся от него…

И вдруг женщина разразилась потоком отборнейших ругательств. Она выплевала их изо рта вместе со слюной, пьяная, растрепавшаяся, с мастерством бульварной кокотки придумывала самые оскорбительные и циничные сравнения и слова. И они били Сомова по лицу – липкой, вонючей грязью обдавали всё чистое, что было когда-нибудь в нём…

Оглушённый, почти потеряв рассудок, Сомов выбежал из комнаты… Но ужасные слова и крики расходившейся женщины преследовали его. И он бросился на постель и закрыл подушкой голову. Долго лежал так, дрожа всем телом, и казалось, что огромными молотками бьют его по голове…

Постепенно усталость и безумная напряжённость нервов сменились реакцией. И сон рассеял кошмар действительности…

Утром всё происшедшее вчера казалось Сомову бредом, чем-то далёким и непонятным. Ясное, светлое утро вновь дало ему бодрость и желание бороться за счастье. Он снова помнил только прежнюю Катю, милую и ласковую. Размышляя, он скоро нашёл и причину вчерашнего происшествия. Кате нужны были деньги, и она, не желая беспокоить его, решила заработать их старым путём позора. Ведь она не виновата, если иного пути не знала. И Сомову вспомнился прекрасный образ героини некрасовского стихотворения, которая в страшную минуту жизни вышла из дома и на деньги, добытые падением, купила гробик ребёнку и ужин отцу… Наверное, и Катя, идя туда, думала о любимом человеке, т. е. о нём, и ей было так тяжело, что она выпила вина. И Сомов упрекал себя, что не оставил вчера Катю в покое, а стал приставать и окончательно раздражил уже и без того раздражённую и несчастную женщину. Он решил загладить свою вину и сделать Кате сюрприз. Казалось, что стоит только достать денег, и всё опять пойдёт по-старому.

Улыбаясь и заранее предвкушая всю прелесть задуманного, Сомов торопливо оделся и, тихо пройдя мимо комнаты Кати, – она ещё спала, – вышел на улицу. Он отправился в училище, где решил во что бы то ни стало попросить у заведующего за полмесяца жалованье…

В четвёртом часу, с деньгами в кармане и покупками, Сомов спешил домой. Заведывающий не только дал денег, но даже отпустил сегодня раньше, найдя, что у Сомова слишком нездоровый вид…

Катя сидела полуодетая на стуле возле потухшего самовара, мрачная, не пришедшая в себя после вчерашней попойки. Она незадолго перед тем встала.