Полуночник - Дебора Хьюитт

Такое ощущение, что она попала в Тардис[10] с ее бесконечными, скудно обставленными и не особо гостеприимными комнатами. Однако здесь ей то и дело попадались люди – и мужчины, и женщины. Кто-то лежал в оцепенении на полу, кто-то вел за столами запальчивые споры. Стараясь не привлекать к себе внимания, Алиса пробралась по коридору и заглянула в гостиную. Чуть не задохнувшись от удушающего дыма благовоний, она поспешно ретировалась в благодатную прохладу коридора и блаженно вздохнула.

– Привет, я Бриджит.

Возле Алисы внезапно выросла миниатюрная веснушчатая блондинка с забранными в пучок волосами. Алиса вздрогнула и посмотрела на ее полуночника, птаха со стеклянными глазами, похожего на плюшевую игрушку. Пока Алиса раздумывала, не забьют ли обитатели дома тревогу, если она вновь испарится на глазах у одного из них, Бриджит сказала:

– Марианна знает, что ты тут. Ступай к ней.

Алиса смешалась. Она ведь даже не успела толком здесь осмотреться. К тому же Марианна ей не нужна, ей нужен некромант! Но Бриджит указала ей на узкую, почти вертикальную лестницу, и Алиса – а что ей еще оставалось? – судорожно вздохнула и взлетела наверх, перепрыгивая через две ступеньки. На лестничной площадке стояла гробовая тишина. Алиса пробежалась взглядом по дверям вдоль стен, гадая, какая из них ведет в комнату Марианны.

Перо Сильвии, засунутое за внутреннюю манжету рубашки, щекотало кожу. Алиса глубоко вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок, размеренно задышала, прислушалась. По руке пробежали мурашки…

Что это – там? Никак трепет крыльев? Дыхание ее участилось, и она бросилась к двери напротив. Там кто-то есть! Алиса в этом не сомневалась. Выдохнув, она расправила плечи, забарабанила в дверь, распахнула ее, не дожидаясь ответа, и ворвалась внутрь.

В комнате никого не было.

Ни Марианны, ни мебели, ни даже окон… Ни даже окон? Дыхание у Алисы сбилось, и она резко обернулась. Дверь исчезла… Остались лишь бетонные стены. Ни входа, ни выхода. Западня! Струйки холодного пота побежали у нее по спине. А вдруг это какое-то испытание? Или наказание за своевольное вторжение, как тогда, на Боу-стрит?

Ну и ладно. Алиса упрямо сжала губы и вздернула подбородок. Она проникла в самое сердце Братства и сделает все, что в ее силах, чтобы помочь Джен.

Она огляделась. Потрескавшиеся облезлые стены от пола до потолка были расписаны невероятнейшими картинами в стиле романтизма – полотнами столь умопомрачительными и эксцентричными, что Алиса разволновалась не на шутку. Да это же просто картинная галерея!

Жадным взглядом она впилась в пейзаж, покрывавший одну из стен. Над разоренным городом плыли мрачные грозовые тучи, черные кляксы деревьев угрюмо нависали над крохотными, беленными известкой домами, на ступеньках которых рыдали, сжимая друг друга в объятиях, мужчины и женщины. Вокруг них, в грязи, лежали вповалку бездыханные дети. Чудовищная тень, схожая с лапой, унизанной острыми, как кинжалы, когтями, медленно ползла по улицам мимо дверных порогов, а над деревьями порхал белый как снег полуночник, торжествующим взглядом лаская жуткую тень. Алиса застонала – она всегда восхищалась работами Уильяма Тернера, и художник, изобразивший этот пейзаж, точь-в-точь воспроизводил манеру любимого ее мастера: те же яркие сочные цвета и диковинные пейзажи, та же божественная светотень.

Следующее гигантское полотно изображало черноволосую женщину, возлежавшую на вершине холма. Внизу, на море, бушевал ураган, разбивая в щепы корабли и швыряя с волны на волну обезумевших матросов. Женщина приветствовала разгулявшуюся стихию, улыбаясь одной половиной лица: другая половина ее лица была оскаленным голым черепом. Она облокотилась на руки и раскинула ноги, давая жизнь младенцу, выходившему из ее чрева. Рядом, на камнях, вперемешку валялись еще семь новорожденных, восьмого же она приложила к груди, и с каждым глотком молока ребенок высасывал из матери жизненные соки, заставляя ее тело разлагаться и гнить. Картина была столь омерзительно-прекрасной, что Алиса протянула руку и провела пальцами по искривленной линии горизонта, разделявшей море и небо.

– Чарующе, не правда ли?

Алиса обернулась. В нескольких шагах от нее стояла женщина и не сводила с нее внимательных глаз. Марианна. Кто же еще. Высокая тонкая брюнетка с птичьим личиком и прядью седых волос у виска, костлявая, как скелет – того и гляди порежешься о ее выпирающие ключицы. На запястьях Марианны звенели браслеты, а пальцы унизывали кольца с драгоценными камнями, горевшими всеми цветами радуги. «Сорока», – мгновенно окрестила ее Алиса.

– Десятая казнь Египетская, – прошелестела Марианна низким бархатистым голосом, указывая на первую картину. – Ангел Смерти спускается в дома египтян и поражает их первенцев.

Марианна почти вплотную приблизилась к картине, явно наслаждаясь жуткой сценой.

Алиса кивнула: Ветхий Завет, Вторая книга Моисеева, Исход, в память о котором евреи отмечают Песах, иудейскую Пасху. Как там говорилось в Библии… «И воззвали сыны Израилевы к Богу, чтобы избавил Он их от угнетения Египтян. И наслал Бог на Египет девять казней, но все больше ожесточалось сердце фараона, пока не отправил Бог Ангела Смерти, и не поразил Ангел Смерти всех первенцев в земле Египетской. Сыны же Израилевы помазали дома свои кровью, и Ангел прошел мимо и не тронул детей их». Алиса нахмурилась и посмотрела на палец с засохшей корочкой крови – напоминании о пожертвовании у входной двери Братства.

– Однако в библейской истории нет упоминаний про полуночника, – сказала Алиса, кивая на порхавшую над деревьями нарисованную птицу.

Марианна ничего не ответила. Она отвернулась, подошла к другой стене и ласково погладила полулицо-получереп изображенной на ней роженицы.

– Финны звали ее Ловиатар, Мать болезней, – с любовью произнесла Марианна. – Ловиатар – слепая дочка Туони, Властителя загробного мира. Ветер продул ей лоно и наполнил бременем чрево, и через девять месяцев она произвела на свет болезни: Ломоту, Водянку, Коросту, Гниющую язву… Одним словом, девять сыновей. Дитя у ее груди, высасывающее из нее жизнь, зовется Сухоткой. Ловиатар жертвует собой ради детей своих. Питая их, она слабеет и увядает. Но она счастлива. Какая аллегория идеального материнства, не находишь?

Внезапно Марианна подскочила к Алисе. Алиса испуганно попятилась, сердце ее заходило ходуном. Она уперлась спиною в стену, и Марианна надвинулась на нее, словно скала, щеря в улыбке острые, как ножи, зубы. Алиса почувствовала себя мухой в паутине под изучающим взглядом паука.

Ее передернуло – Марианна, несмотря на аристократическую красоту, вызывала у нее неприязнь. Женщине, которой давно за сорок, не пристало так явно гнаться за уходящей молодостью – белить щеки и густо красить ресницы. Неужели она не понимает, что столь нелепый макияж старит ее лет на десять? И вдобавок эти маленькие глаза-льдинки. Как у акулы…