Хрупкая женщина - Дороти Кэннелл

Садовник заставил меня замолчать.

– Мадам, – рявкнул он, – ваше место рядом с гостями. Занимайтесь своим делом и предоставьте мне заниматься своим. Нет ничего постыдного в том, что мужчина несёт поднос с тарелками. Всегда мечтал попробовать. Мой дедушка любил говаривать: «Смена занятий всё равно что отдых», а в моём возрасте разнообразие большая редкость.

Завершив свой удивительный монолог, Джонас свирепо схватил вилку и принялся возить ею по тарелке, словно выкапывал репу. На мгновение прервав своё увлекательное занятие, чтобы слизать соус с кончиков усов, он довольно оглядел нас.

Бен ядовито улыбнулся.

– Похоже, и в самом деле намечается самый настоящий светский раут. Может, Элли, ты желаешь заказать еду в ресторане, или моя скромная говядина с гусиной печёнкой, запечённая в тесте, и мусс из спаржи всё же сгодятся в качестве первого блюда для досточтимого викария?

Я стоически сцепила зубы, не дав вырваться ответной колкости. Доркас не замедлила выдать, что питает слабость к сырному суфле, и если Бен считает… Мистер Бентли Хаскелл ничего такого не считал. Наш литератор злобно объявил: ежели его преподобие задержат благочестивые дела, то суфле не замедлит превратиться в помесь сырного омлета и резиновой подмётки.

– Суфле, – дерзко вмешалась я, – как и прилив, ждать никого не будет. И даже ты, Бен, со всей своей смекалкой не в силах повернуть природу вспять!

Похоже, мы с Беном не можем мирно сосуществовать в одной комнате больше пяти минут. Но ни этот писака, ни иные исчадия ада не способны испортить мне удовльствие от моего маленького приёма!

* * *

И вот условленный день настал. Я с таким рвением принялась за дело, что управилась с домашними хлопотами уже к полудню, и мы с Доркас отправились в деревенскую парикмахерскую. Я не была уверена, пойдёт ли моей подруге пышная причёска, поскольку до сих пор свои рыжие пряди она решительно зачёсывала за уши. После соответствующих манипуляций Доркас стала выглядеть выше на целых полголовы. Мои волосы парикмахерша заплела в роскошную косу.

– Потрясающе! – воскликнула она. – Просто и элегантно!

Подняв зеркало, чтобы я могла полюбоваться ей работой, парикмахерша спросила:

– Ну как, мисс?

– Поразительно! – искренне ответила я.

Но, честно говоря, меня одолевали сомнения. Что это за незнакомая особа таращится на меня из зеркала? Какое она имеет отношение к настоящей Элли Саймонс – толстой девице в бесформенных балахонах и практичных туфлях на низком каблуке?

На глаза Бену я попалась лишь под вечер, когда он выполз из кухни, направляясь к себе в комнату. Единственным свидетельством того, что он заметил перемены в моей наружности, явился совет следить за косой, не то она ненароком угодит в прекрасный суп, на который он угрохал полдня.

Естественно, мои восторги по поводу собственной внешности тут же погасли. Даже платье, ладно облегавшее мою новую фигуру, показалось безвкусным. И лишь гордость за дом устояла.

Когда старинные часы пробили семь, я спустилась в холл. Электрическое освещение сегодня было приглушено. На тёмных стенных панелях из красного дерева, на изящном изгибе перил играли золотые блики пламени свечей. Пушистый турецкий ковёр покрывал каменный пол. Два набора рыцарских доспехов поблёскивали серебром – наглядное свидетельство усердия старика Джонаса. Высокий резной стол, до недавнего времени служивший подставкой для верхней одежды, был совершенно пуст, если не считать пучеглазого телефона и голубой вазы из девонширской керамики.

Открыв дверь в столовую, я полюбовалась резным панно над камином, принадлежавшим Абигайль; окном с глубоким эркером – на подоконнике красовалась подаренная мне ко дню рождения герань; старинным столом из мореного дуба, в полированной поверхности которого отражалось старинное серебро и искрящийся хрусталь. Экскурсию я продолжила на кухне, где на плите шипели кастрюли Бена. Вьющаяся растительность создавала на маленьком окне своеобразный занавес. В алькове, подальше от сквозняков, стояла плетёная корзина с толстой подушкой внутри, где Тобиас мог отдыхать холодными ночами, разумеется, когда осчастливливал дом своим присутствием. Почти каждый вечер этот предатель отправлялся в гости к Джонасу. Кухня выглядела именно такой, как я себе и представляла в ту первую ночь, когда спустилась, чтобы разжиться едой. Тёмно-синяя плита, каменные квадраты пола, обои спокойного кремового оттенка… От кухни так и веяло теплом и уютом.

Часы в холле пробили четверть восьмого. Я неторопливо направилась к гостиной. Открыла дверь, с восхищением глянула на пылающий камин: пламя отбрасывало на шёлковые обои пляшущие розоватые блики. На мгновение мне показалось, что в кресле сидит Абигайль, но это была всего лишь Доркас. Пышная причёска изменила её до неузнаваемости, на коленях у Доркас мирно посапывал Тобиас.

Я вздрогнула от стука в дверь, нарушившего таинственную тишину. Вошёл Джонас. С приглаженными седыми волосами и в чёрном костюме он выглядел довольно внушительно. Правда, старые садовые сапоги, торчащие из-под брюк, несколько портили впечатление, но я всё равно по достоинству оценила его старания выглядеть респектабельным.

Джонас держал в руках свёрток. Прежде чем я успела что-либо сказать, он передал мне портрет Абигайль и включил свет.

Я медлила, не решаясь взглянуть на картину. Идея позволить садовнику закончить портрет пришлась мне не совсем по душе. И теперь я ожидала увидеть нечто невообразимое. Но я ошиблась. Джонас не только вполне профессионально дописал недостающие детали, но и покрыл холст лессировкой (Тонкий слой прозрачной краски, сквозь который просвечивают нижние слои; ослабляет цветовой тон). Создавалось полное впечатление, будто Абигайль окутана морской дымкой или смотрит из-за покрытого инеем стекла, находясь вне пределов досягаемости.

– Джонас, – серьёзно сказала я, – вы гений!

– Хвастаться особо нечем, – довольно проворчал старик. – Во всяком разе не настолько, чтобы мистер Боттичелли перевернулся в гробу.

* * *

Я стояла на стуле и забивала в стену над камином крюк, чтобы повесить картину. Разумеется, именно в эту минуту отворилась дверь, и Бен ввёл Роуленда Фоксворта. Мы с Доркас в своём хозяйственном рвении не услышали дверного звонка.

– Не торопитесь спускаться, – поспешно сказал викарий, улыбаясь мне и одновременно похлопывая по карману, словно желая убедиться, что трубка и табак находятся в целости и сохранности. – Вы выглядите очаровательно!

– Может, мне всё же будет дозволено слезть? – спросила я, глупо улыбнувшись в ответ. – Не думаю, что принадлежу к тем людям, которые способны долго удерживаться на пьедестале.

– Я был бы счастлив вас поймать, – галантно ответил Роуленд.

Он протянул руку и помог мне спуститься. На долю секунды наши взгляды встретились, затем викарий отпустил меня и повернулся, чтобы одарить галантными любезностями Доркас. Та густо покраснела и тщетно попыталась запустить пальцу в налакированные волосы.