Изменница поневоле - Галина Владимировна Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во-вторых, не в его правилах было задираться с властью. И подробности вчерашней попойки он почти не помнил. А вдруг натворил чего? Не в его интересах в позу вставать.
Они прошли друг за другом в комнату: Борис впереди, незваный гость за ним. Потом Борис услыхал тихий свист за спиной. Малый одобрительно качал головой, рассматривая его жилище. Потом крякнул:
– Впечатляет.
– Хочешь, налей себе чего-нибудь, – предложил милостиво Борис и поплелся к кровати.
Пыжиться перед ментом он не собирался. Ему все еще было плохо.
Гость полазил по холодильнику, пошарил на полках. Через пару минут вышел из-за стойки с высоким стаканом, в котором плескался сок.
– Чего так скромно? – ухмыльнулся Борис, снова забираясь на кровать.
– За рулем, – пожал широкими плечами гость.
– Типа вас, ментов, это когда-нибудь останавливало, – фыркнул Борис. Поморгал, фокусируя взгляд на госте, и вдруг сообразил: – А ты ведь не местный, так?
– Не местный.
– Чего тогда ко мне явился? – Он чуть расслабился. – А я думал, что вчера что-то натворил спьяну. Слава богу, нет?
– Слава богу, нет. Думаю, что нет. Иначе мы бы с вами сейчас не разговаривали. – Гость взгромоздился на высокий табурет у стойки, хлебнул из бокала. – Я к вам совсем по другому делу.
– Слушай, хватит выкать, а? – Борис скривился. – Я же не депутат какой-нибудь! Не выделывайся передо мной, идет?
– Идет.
– Давай задавай свои вопросы уже. Голова трещит. Спать хочу, – и он глаза прикрыл для наглядности.
– Я ищу одну девушку. Зовут ее Ирина. – Назаров достал из кармана штанов фотографию, которую ему вручила встревоженная мать этой самой Ирины. – Я совершенно точно знаю, что она ехала к тебе.
– Ишь ты, – фыркнул Борис, одним глазом рассматривая фото. – Красавица! Молоденькая! И прямо ко мне? И чего же ей от меня понадобилось, такой красотуле?
– Прекрати! – повысил голос Назаров. – Прекрати дурачиться! Девчонка полезла не в свое дело, могла попасть в беду. Когда она была у тебя?
Борис прикрыл веки и какое-то время лежал, не двигаясь и не произнося ни звука. У Назарова даже мелькнула мысль, что он задремал с похмелья.
– Четыре, – вдруг произнес тот и глянул тревожно на гостя. – Четыре дня назад она была у меня. Она что, так и не вернулась домой?
– Нет. – Максим поставил пустой стакан на стойку. – Зачем она приезжала? Что она хотела от тебя?
– Хотела узнать, что хотела от меня та пронырливая журналистка, – фыркнул Борис. Потом приподнялся на локте, глянул на Назарова. – Что, и не звонила никому?
– Со вчерашнего дня нет.
– А, ну это ничего. Значит, послушалась меня. – Он снова упал на подушки.
– В чем?
– Я дал ей тот же список, что и журналистке. И посоветовал начать с последнего пункта, а не с первого. Предостерег. Та первая, журналистка, видно, не послушалась и начала с первого пункта. А зря, напоролась на неприятности.
– Слушай, – Назаров замотал головой, соскочил с высокого табурета, заходил перед кроватью, – давай подробнее. Я не въезжаю, что за список? Что за пункты? Подробности давай.
– Ладно, момент.
Борис медленно сел, покрутил головой, слегка улыбнулся, обнаружив, что головная боль почти отступила. Дотянулся ногой до спортивных шорт, валяющихся неподалеку от кровати. Натянул их. Снова прошел за стойку и занялся кофейной туркой.
– На тебя варить? – поинтересовался мимоходом.
– Да вари, чего уж! Итак, начнем с журналистки. Что она хотела знать?
– Ее интересовали подробности гибели Женьки Митрофанова. Что было за день, за неделю до его смерти? А я не очень-то помню. День похож на день, понимаешь, начальник? – Борис поставил на плитку турку, помешал в ней чайной ложечкой. – Самому стало интересно, поспрашивал у ребят. Она лопотала, что аварию Женьки подстроили. С чего, мол, исправный байк занесло на ровной трассе при хорошей погоде и трезвом водителе? Мы сели с ребятами, поговорили. Кое-что вспомнилось.
– Например?
– За месяц где-то до гибели Женька вдруг озаботился. – Борис осторожно тронул макушку, там уже не болело. – Однажды под пиво рассказал одному нашему товарищу, что встретил в этом городе на кладбище одного мужика. Товарищ ему: что, мол, странного? А он: мужик ходит на свою могилу! Товарищ наш, понятное дело, поржал. Спросил, что за дрянь Женек нюхнул. Тот отмахнулся и начал что-то нести насчет музея, архива и пленных немцев.
– Кого-кого?
Лицо Назарова вытянулось. Сразу вспомнились слова Светлова, что Настя Глебова обожала выкапывать заплесневевшие от времени тайны.
– В нашем городе после войны было много пленных. И немцев, и полицаев, тех, что активно сотрудничали в войну с оккупантами. Немцы потом город отстраивали, вот мой дом тоже они строили. Хотели, кстати, не так давно снести, провели экспертизу, а дом-то пригоден для жилья. На века строили, суки, как себе! – Борис подхватил с огня турку с вздувшейся пенкой, подержал в стороне и снова поставил на огонь. – Капитальный ремонт сделали и говорят, что еще лет пятьдесят прослужит. Так вот они строили, захватчики хреновы.
– И при чем здесь военнопленные?
– Так вот я к чему. – Борис выключил огонь, разлил по чашкам густой кофе. – Женек вроде посетил архив. Точно не могу сказать, товарищ рассказывал. И там обнаружил, что человек, с которым он встретился на кладбище, значится в том архиве под другой фамилией. Он и его жена. То же фото и в архиве и на памятнике, и самого мужика узнать можно. Постарел, но не изменился.
– И что? Поменял фамилию мужик. Захотел быть будто бы похороненным вместе с любимой женой, что тут такого? – скороговоркой пробормотал Назаров. – Нелепо, да. Но не вижу состава преступления! Верность любимой женщине… Фамилию мог взять девичью матери. Или девичью своей покойной супруги. Или вообще второй раз женился и фамилию жены взял. Не вижу состава преступления!
– Так-то оно так. Все будто бы верно, если бы не одно но…
Повисла тягучая пауза, заполненная громкими глотками Бориса. Он с наслаждением тянул обжигающий кофе, жмурился, прищелкивал языком. Возрождался.
– Какое «но»? – поторопил Назаров.
У него в голове сейчас была настоящая каша. Все предыдущие догадки и версии лопались, как пузыри, зато пробивалось что-то новое, невероятно опасное и неправдоподобное. Он о таком только в книгах мог бы прочесть, если бы у него было время книги читать.
– Какое «но», Боря? – повысил голос Максим.
– Мужика того, который, как ты говоришь, захотел лежать со своей женой в могиле, да не лег туда, судя по рассказам музейной крысы, расстреляли.
– Что?
– А то! – Борис дернул мощными плечами. – Расстреляли вместе с женой. И на кладбище их скромный памятник стоит не там, где похоронены местные православные, а там, куда немцев пленных таскали. Только у военнопленных все больше кресты католические. А у этих скромный памятник, с фоткой. Что, на мой взгляд, неосмотрительно.