Изменница поневоле - Галина Владимировна Романова

– Знаете, я догадываюсь, почему он всякий раз возвращался.

– Из-за жены?

– Да. И еду, думаю, он добывал для нее. Какая еда в лагере? Многие болели, умирали от болезней, не дождавшись суда.

– Что рассказал вам сотрудник музея по поводу расстрела Нестеровых?

– Не сотрудник, сотрудница, – поправила его Ирина. – Расстреляли тогда не только их. Добровольная народная дружина отследила кого-то, кто покидал территорию лагеря и потом возвращался. Эти передвижения совпали с волной убийств. Провели обыски в бараках, нашли что-то, что подтвердило эту версию. Я вас предупреждаю: это всего лишь слова. Документального подтверждения у меня нет.

– Я понял, понял. Вас не допустили к милицейским архивам. А что после того, как нашли подтверждение?

– Состоялся суд, точнее, трибунал. Расстреляли сразу нескольких, не знаю точно, сколько. Но Нестеровы попали – это точно. Вот статья в газете с фамилиями приговоренных к смерти. – Она протянула ему еще один лист ксерокопии. – Похоронили их всех в общей могиле. Откуда потом там взялся памятник с фотографией супругов Нестеровых – ума не приложу.

– Здесь как раз все понятно. Сам он и постарался. Как выжил-то, не пойму? – Назаров плотнее задернул штору на окне, пошел к двери. Но вдруг притормозил. – И еще одного не могу понять. Как Настя Глебова наткнулась на эту тему?

– Здесь как раз все понятно, – передразнила его Ирина. – В прошлом году район праздновал юбилей. Дата для местных значимая. Пригласили из области корреспондентов, телевидение, чтобы освещать событие. Настя Глебова была в их числе. О юбилее она написала очень скудно, как вспоминает сотрудница музея, они даже обиделись. Но неделю спустя вдруг приехала и начала опрашивать всех. Очень ее история лагеря для военнопленных захватила. Даже пригласила эту женщину, которая со мной общалась, в кафе обедать. Выпили вина, расслабились. И эта самая женщина, сотрудница музея, вдруг вспомнила, что года три назад этой историей уже интересовались. Очень плотно интересовались. И кто бы вы думали – байкеры из местного клуба!..

Ирина замолчала. Назаров тоже молчал. Потом со вздохом повернул ключ в замке, приоткрыл дверь. Вернулся в комнату.

– Вот все и встало на свои места. И нет здесь ничего случайного или загадочного. Настя освещала юбилей. Ее захватила история лагеря для военнопленных, она начала подробно изучать ее. Обнаружила, что не она одна этим интересовалась. Была еще парочка шальных байкеров, которых почему-то все это вдруг заинтересовало. Это показалось ей странным. Она попыталась их найти. И обнаружила, что один из этих байкеров погиб около трех лет назад. Разбился примерно через месяц после внезапно пробудившегося интереса к старой истории. Она пошла по следу и нашла эту сволочь…

– Но я тоже нашла! – обиженно воскликнула Ирина. – Я видела его, как вас! Я даже могла с ним заговорить!

– Слава богу, что вы этого не сделали, Ирина. – Назаров едва удержался, чтобы не перекреститься. – Потому что Насте это стоило жизни.

– Что-то вы совсем на себя рукой махнули, Сергей Леонидович, – укоризненно покачала головой Маша, сдирая с руки старика манжету тонометра. – Бассейн забросили, на улицу почти не выходите. Может, надо позвонить в больницу?

– Ишь ты. Не терпится меня сбагрить? – чужим неприятным голосом отозвался сосед.

Глаза не открыл. Так и полулежал на подушках с плотно сомкнутыми веками.

– А вот не дождетесь! Вот вам всем!

Рука старика, с которой она только что содрала манжету, та самая рука, что казалась ей слабой, почти безжизненной, вдруг напряглась. Пальцы поскреблись по старому покрывалу и неожиданно сложились в крепкий кукиш. Глаза при этом он так и не открыл.

– Извините, – пробормотала она, смутившись. – Извините, Сергей Леонидович. Наверное, я пойду. Таблетки я приготовила, вот на тумбочке. Я пойду.

Маша приподнялась с маленькой самодельной табуретки, но пальцы старика, стремительно разжавшись, вдруг схватили ее за запястье. Ее с силой дернуло вниз.

– Сиди! – приказал сосед тихо, властно, незнакомо. – Сиди!

– Сергей Леонидович, – повысила Маша голос, – вы делаете мне больно! Извините, но мне пора.

– Уйдешь, когда я позволю! – произнес он, не выпуская ее руки и не открывая глаз. – Больно… Я сделал ей больно! Это вы, вы все делаете мне больно! Всю мою жизнь. Всю мою несчастную долгую жизнь вы делали мне больно! Господи, как же я устал! Надо было лежать рядом с Леночкой, рядом с голубушкой моей. Зачем я здесь? Она там, а я здесь. Зачем?

Маша нащупала в кармане мобильник. Старик сдавал прямо на глазах. Ему срочно была нужна помощь врачей. Надо было вызывать «Скорую». Он бредил.

– Не смей! – вдруг рявкнул он.

Очень ловко, она даже не успела уловить, как это случилось, выхватил у нее из рук мобильник. Сунул себе куда-то под спину. Не драться же с ним было, не обыскивать его. Маша охнула и притихла. Молча сидела на самодельной табуреточке перед диваном и рассматривала неожиданно заболевшего с утра соседа.

Он позвонил ей и позвал. Сказал, что ему худо. Но больным не выглядел. Выглядел он сегодня злым и агрессивным. Давление в норме, даже с учетом его возраста. Кстати, а сколько ему лет? Он никогда не говорил, а она никогда не спрашивала. Руки, всегда казавшиеся ей слабыми, старческими, оказались жилистыми и сильными. И тело, распластавшееся на диване, больше не казалось безвольным, а скорее обрело вторую молодость и силу. Грудные мышцы под домашней кофтой Зотова великолепно просматривались. И еще Маша заметила пару гантелей возле дивана.

А так ли он стар и бессилен?

– Сергей Леонидович, – тихо позвала она и положила ладонь на его пальцы, крепко сжимавшие ее запястье. – Что с вами сегодня? День за окном какой замечательный! Может быть, сходим в парк? Погуляем.

– Куда ты ее дела? – вдруг спросил он, чуть повернув голову и открыв глаза. – Куда ты ее подевала, Машка?

Господи, это был не ее сосед. Не добрейший старик, которого она обязалась опекать. На нее смотрели совершенно незнакомые холодные глаза. Складки у рта стали жесткими, безвольные губы, всегда улыбающиеся ей, презрительно вывернулись.

– Я спросил тебя, Машка! Отвечай!

И он с такой силой дернул ее за руку, что она ойкнула от боли и испуга.

– Я не понимаю, что происходит! Сергей Леонидович, отпустите меня!

У нее не вышло высвободиться. Не вышло встать с табуреточки. Встал Зотов, резко, быстро, совсем не по-стариковски. Подтащил ее вверх, и она встала, уставилась на него испуганно. Только хотела проскользнуть мимо старика к выходу, как он резко толкнул ее на диван.

– Я сказал – сидеть! – навис над ней Зотов, обдавая запахом немытого тела и чеснока.

Чеснока? Странно, подумала Маша машинально, он же на диете. Ему нельзя чеснок, ничего острого нельзя, копченого, жирного, жареного. Он может умереть от маленькой дозы спиртного! Или нет? Или вся его немощь не более чем притворство? Но тогда и вся его жизнь тоже? О какой Леночке он только что шептал? С кем он должен был лечь рядом? Он никогда не называл ей этого имени. Много имен называл, вспоминая своих родственников, но Леночки среди них не было, это она точно помнила.