Американская ржавчина - Филипп Майер

– Фейетт – это новая тюрьма, – пробормотала она. И заставила себя уточнить: – Та самая, где все охранники обколотые.

– Билли сумеет за себя постоять. Он здоровый парень, и с ним не захотят связываться лишний раз, даже в таком месте.

– Его не выпустят под залог?

– Решающее слово за окружным прокурором.

– Сейчас я жалею, что не голосовала за Сесила Смолла.

– Я тоже, – вздохнул Харрис.

– Для них это ведь просто большая игра, да? Они и понятия не имеют, что творят с судьбами людей.

– Да. Думаю, им это не приходит в голову.

Грейс рассеянно поставила стакан на перила террасы, потом опять взяла и прикончила одним глотком. – Ты ни в чем не виновата. Ты сделала больше, чем любая другая мать.

– Всего один неверный шаг, но я совершала его каждый день.

– Некоторые люди всю жизнь так и живут.

– Ну да.

– Что ты пьешь?

– “Отвертку”.

Короткая пауза.

– Хочешь?

– А для взрослых что-нибудь есть?

– Поищем.

– Ну тогда пропущу стаканчик.

– Мне надо отыскать бутылку, серьезно. Только что зашвырнула ее в огород.

– Я достану, – расхохотался он.

Они вошли в дом, Харрис с фонариком в руках выскочил на минутку на задний двор и вернулся с бутылкой. Потом он стоял, глядя в окно, а может, на их отражения в оконном стекле, пока она готовила выпивку.

– Ты помидоры уже посадила?

Грейс кивнула.

– Я свои тоже скоро высажу. Надеюсь.

Она опять кивнула и протянула ему стакан. Харрис сделал глоток, улыбнулся. Среднего роста, среднего веса, да вообще весь средний, а здесь, в ее кухне, он казался даже маленьким в своей полицейской форме. Но на людей он производил совсем иное впечатление, даже в битком набитой комнате вокруг него образовывалось почтительное пустое пространство, он умел так себя поставить. Но сейчас, даже с оружием на поясе, это был просто Бад Харрис. В этом весь Харрис – терпеть не может строить из себя кого-то. И этим он отличается от Верджила, который рассуждает о чем угодно, выпендривается, вечно все и всех оценивает, даже если при этом мило улыбается. И это тоже никогда прежде не приходило ей в голову.

– Чувствую себя полной идиоткой из-за того, что наговорила тебе вчера, – сказала она. – Я была не в себе, но понимаю, это не оправдание.

– Я себя чувствую так каждое утро, – усмехнулся он. – Давай присядем.

Они устроились на диване в гостиной, она с краю, а он примерно посередине.

– Можешь подсесть поближе, если хочешь.

Он так и сделал, и они тихо посидели, держась за руки. Он поправил кобуру, чтобы не впивалась ей в бок, прикрыл глаза и положил голову ей на плечо. Тело его расслабилось и обмякло, как будто они только что занимались любовью. В комнате темно, но они не зажигали свет. Грейс разглядывала Харриса как в первый раз. По-своему симпатичный, вытянутое лицо, подвижная мимика. Из него получился бы отличный клоун, он запросто мог состроить любую рожицу, забавный парень. Она ласково провела ладонью по его макушке, короткий ежик волос по бокам и сзади. Большинство мужчин его возраста предпочитают отрастить волосы подлиннее и зачесывать как-нибудь похитрее, скрывая намечающуюся лысину. А он каждую неделю стрижет себя машинкой. Как будто ему нечего скрывать. Однажды Грейс предложила ему брить голову, как коп в сериале, но он отказался, сказал, дескать, это пижонство.

Наверное, это зов тела, собственное тело подталкивает тебя, понимая, что тебе нужен кто-то, кто позаботится о тебе. Тело очень прагматично. Но не сердце. Нет, это что-то другое. Когда его дыхание касалось ее шеи, по телу пробегали мурашки. Она опустила ладонь на его ремень, но Харрис осторожно убрал руку.

– Потому что ты на дежурстве?

– Я все жду, что мне объяснят, почему это должно получиться сейчас, если не получилось раньше.

– Но ты же пришел.

– Подумал, что должен.

– Мы можем попробовать еще раз.

Она вновь положила руку ему на бедро.

– Иногда я думаю, понимаешь ли ты, что это нечестно.

– Я не специально.

– Знаю. Но от этого не легче.

Он чуть отодвинулся, потом встал, выпрямившись во весь рост в маленьком трейлере. Она вдруг сообразила, что пялится прямо в его ширинку, и он это заметил.

– О господи, Грейс. – И рассмеялся.

– Меня так просто не остановить.

– Возможно. – Он отвел взгляд, откашлялся. – Давай подождем пару дней. Тебе нужно чуть успокоиться.

– Ладно.

– Ну пока. – Он наклонился, нежно поцеловал ее в лоб и вышел.

Она слышала, как он легко сбежал по ступенькам крыльца, потом удаляющийся шум мотора. Понимала, что надо встать, включить свет, но не хотелось, ей спокойно было просто лежать в темноте; в гостиной еще пахло его лосьоном после бритья, она еще помнила его прикосновения. Похоже, впервые за много недель – нет, месяцев – у нее появилась надежда.

Камера очень тесная, узкий вытянутый прямоугольник, одной стены нет, вместо нее железные прутья. Как собачья клетка. Горизонтальная прорезь окна, крошечное, не пролезть. Поу попытался прикинуть, куда оно выходит и вообще в какой стороне река, их трейлер, кровать Ли и диван на ее террасе. Нет, не понять. И лучше не знать, от такого знания только хуже – потому как для него прочего мира больше не существует. Интересно, Ли придет на суд, хотя вряд ли, конечно, и, черт побери, он ни за что не заснет на таком тонком матрасе, и журнальчика никакого с собой нет, он тут свихнется в итоге. Мозги будут сами себя переваривать. Как приливы и отливы. Сознание закуклится. Комната, обитая мягким, и он, тихо гадящий под себя.

Надо сделать какой-нибудь ремешок для штанов. Он сосредоточился и уже через минуту оторвал длинную полоску ткани от своей простыни, продел в брючные петли, вполне сгодится, чем не пояс, прямо как у пирата. Но на этом дела и закончились, и опять заняться нечем.

В блоке шумно, телевизор выключили, но отовсюду грохочет музыка, видать, у всех есть радио, парни перекрикиваются через коридор, колотят по металлическим прутьям; Поу прислушался, но все разговоры сводились к бессмысленным воплям Слышь, братан, как жизнь? с неизменным ответом зашибись или нормалек. Не о чем говорить. Треп ради самого трепа. Он всю жизнь бесился от такого, молчание, оно золото. А точно бесился? Не уверен. Но сейчас-то точно бесился, у него даже под кожей чесалось, физически, от этого идиотского шума. Хотя оно и неплохо, можно на этом сосредоточиться, на шуме, жутко бесит, но оно и хорошо, он зарылся лицом в подушку, чтобы хоть немного приглушить звук. Надо подумать о своих делах. Так он, пожалуй, задохнется. Поу отбросил подушку. Надо установить правило – заниматься своими делами, пускай там хоть убивают, но он должен думать о себе. Он взрослый человек, и его оставят в покое.