Американская ржавчина - Филипп Майер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тебя не вижу, – проговорил мужик, продираясь сквозь кусты, – но я не тот, кого тебе следует бояться. – Ростом он был примерно с Айзека, и Айзек слегка расслабился. – Так себе местечко тут, – продолжал он. – Есть парочка говнюков, наркоманы, и когда они глазели, как я молотил того лысого ублюдка, то явно намылились на что посерьезнее.
За спиной у мужика болтался рюкзак с притороченным снизу спальным мешком, и он резво перебирал ногами по направлению к железной дороге. Айзек подумал и поспешил следом.
Через сотню ярдов мужик снизил темп, чтобы Айзек смог догнать его.
– Хочешь – можем почесать кулаки.
– Я не дерусь, – возразил Айзек.
– Ну тогда ладно, тогда иди уже рядом и перестань мотать мне нервы.
Айзек с трудом поспевал за ним.
– Есть там несколько дебоширов, – продолжал рассказывать мужик. – Иногда бывают проблемы.
Щека у него был измазана кровью. Заметив взгляд Айзека, он вздохнул:
– О черт, крепко врезал мне, да?
– Похоже на то.
– Заживет, как всегда. Ты этих мест вообще не знаешь?
– Я местный.
– Сматываешься?
– Куда-нибудь на юг.
– Че-то шиворот-навыворот у тебя. Летом надо тут гудеть, если не в курсе, сейчас самое время – на севера податься.
– Все нормально.
– Бунтовщик, что ль, а?
Айзек лишь пожал плечами:
– Ну, мне оно тоже по душе.
Они шли по направлению к коксовой фабрике. Когда мужик остановился отлить, прямо на путях, Айзек незаметно поправил нож в ножнах. Ты превращаешься в параноика, подумал он.
– А куда на самом деле путь держишь?
– В Калифорнию.
– И как намерен добираться?
– Понятия не имею, – признался Айзек и тут же пожалел, что ответил, сообразив, почему его спрашивают.
– Черт, я покажу тебе способ. Самому надо в ту сторону.
Айзек молчал.
– Тебе повезло. Всегда полезно иметь наставника. Я не прочь быть твоим учителем.
– Да я вообще-то и сам неплохо справляюсь.
– Лады, только скажи – и я сразу отвалю. Если ты из тех одиночек, что вечно становятся занозой в заднице.
Айзек невольно усмехнулся:
– Да нет, никаких проблем.
Они уже добрались до северной оконечности фабрики. Айзек по-прежнему не мог трезво оценить ее размеры, очевидно больше даже завода в Бьюэлле, но его спутника, похоже, это нисколько не волновало. Они остановились в зарослях кустарника на берегу, разглядывая грузовой двор станции: не меньше дюжины путей в разных направлениях. Несколько длинных товарных поездов, груженных коксом.
– Давай-ка сгоняй разузнай, который тут куда идет.
– И что я там скажу?
– Да что обычно.
Айзек опять недоуменно пожал плечами.
– Ты что, не знаешь, как спросить, что ли?
Этот парень псих, точно.
– Ладно, возьму это дело на себя. Сиди тихо. – Мужик уже начал спускаться вниз к станции, но остановился: – Меня зовут Винстон, кстати. Но вообще люди зовут меня Барон.
Айзек назвался, а потом подумал, что надо бы пользоваться вымышленным именем. Нет, неправильно, ты же именно этого хотел. Ускользнешь от него, если надо будет. Но сейчас тебе нужна его помощь.
Вскоре Барон вернулся:
– Вон тот, из четырех секций. Тот, в конце, идет вверх по реке, недалеко, а большой – куда-то к Детройту. Столько всякой хрени отсюда увозят и привозят сюда – запросто найдешь, чего тебе надо.
– Когда он отходит?
– Сказали, что в любой момент. Обычно означает, что еще пару часов проваландаются.
Ровно в этот миг над кабиной машиниста вспыхнул прожектор, взревел дизель, разогреваясь, и вот он уже работает на полную мощность, пока вхолостую.
Барон весело ухмыльнулся:
– Вот черт, да ты приносишь мне удачу. Я три дня мечтал накостылять тому придурку. А теперь нам и такси подали. Просто повторяй за мной.
– Я умею запрыгивать в поезд, – сказал Айзек.
– Ну делай как знаешь, крепкий орешек. Я занимаюсь этим уже тридцать семь лет, но, уверен, тебе нечему у меня поучиться.
– Обязательно посмотрю, как надо.
– Хороший мальчик.
Поезд медленно пополз вперед, его яркие прожектора слепили глаза; они бежали сначала через свободные пути, а потом вдоль идущего поезда, ноги Айзека тонули в гравии, Барон обогнал его, зашвырнул свой рюкзак на платформу, ухватился за металлическую лесенку и скрылся между вагонами. Айзек успел сунуть свой рюкзак на край другой платформы, подтянулся по лесенке. Уселся на крошечной металлической площадке, лицом к следующему вагону.
Темно, но, судя по ладоням, здесь очень грязно. Ну и пускай – зато ты едешь и не надо перебирать ногами. Просто чудо после всей этой бесконечной ходьбы. Поглядим, почему люди выбирают такую жизнь.
Он вытянул ноги, а поезд постепенно набирал скорость, шум становился все сильнее и сильнее.
Айзек смотрел, как мелькают огни на той стороне реки. Все быстрее и быстрее, он даже озяб на ветру. А когда мы выберемся из Долины, рельсы перестанут петлять вдоль берега, станет еще холоднее. Принялся было вытаскивать спальный мешок, но передумал – еще унесет ветром. Только отморозишь вконец задницу. Нет уж, полезай в нору. Он ощупал металлические стенки, нашарил высокую прорезь, что-то вроде бойницы в стенке вагона, правда, непонятно, достаточно ли места внутри. Но там, по крайней мере, безопаснее. Он решил подождать немного.
Через несколько минут показался Питтсбург: небоскребы, электростанция на острове; поезд замедлил ход, повернул влево, на запад, Айзек одной рукой ухватился за поручень, другой придержал рюкзак, чтобы тот не соскользнул под колеса. А потом и город остался позади, скрылись из виду высотные здания, мосты и река.
Харрис арестовал Билли еще утром. Когда Грейс вернулась с работы, окна трейлера были темны и все в доме осталось на своих местах, как прежде. Только Билли нет, и он не придет. Возможно, никогда. Надо бы разжечь камин – на случай, если ночью похолодает, но она никак не могла собраться с духом. Не могла заставить себя подняться со стула. Сначала была уверена, что с ним не случится ничего дурного, – слепая материнская надежда в чистом виде. Неспособность взглянуть правде в лицо. Придется привыкать к новым ощущениям. Думала, ты идешь на большие уступки, но это ничто в сравнении с тем, что еще предстоит.
Она всегда считала – непонятно с чего, – но всю жизнь была уверена, что рано или поздно обязательно появится кто-то, кто позаботится о ней, как она сама заботилась о других – о матери, Верджиле, о Билли. Однако по сей день что-то никто не объявился. И непохоже, что объявится в скором времени. Видимо, она сама приняла то единственное неправильное решение, не пожелав бросить Верджила, уехать отсюда и от него туда, где ее сын, возможно, вырос бы совсем другим человеком, и в результате теперь она потеряла Билли.