Предел несовершенства - Людмила Феррис

— Следующий номер со статьей выйдет через три дня, у тебя три дня, чтобы уехать, исчезнуть из этого города, из этой страны.

— Три дня? Целая вечность!

— Мы можем поехать вместе, — тоскливо сказала она. — Ну что я тут буду без тебя делать?!

Кубарев судорожно соображал. Наверное, она права, и самое время покинуть страну, тем более что планы на этот счет у него были. Сейчас его загнали в тупик обстоятельства. Тогда на участке он был вынужден защищаться от Крупинкина, когда тот начал размахивать у него перед глазами пикой и орать:

— Я тоже умею считать! — Давая понять, что денег, которые он платит гальванику за работу, катастрофически мало.

Анатолий вспомнил, как от гнева у него закружилась голова, и он выхватил у Федора из рук пику и ударил резко и сильно. Девчонка-журналистка догадывается, что это он, догадаются и другие, а значит, ему действительно надо уезжать. Только вот он сейчас придумает, что же делать с Люсиндой.

Брать дамочку с собой он не собирается, но оставлять ее тоже нельзя. Женщины представляли для него опасность, они умели хорошо маскироваться под беззащитных существ — белых, пушистых и податливых. Он не хочет больше иметь с ними никаких дел, но что делать со своей гостьей? Сейчас она для него опасна. Нервный тик перекосил изувеченное лицо, и Кубарев застонал от боли.

Егор Петрович Заурский нервничал, впрочем, работа в газете в принципе сама по себе — штука нервная. Это огромный поток информации, бесконечные телефонные звонки, колоссальный груз ответственности — какое уж тут самочувствие! Последние дни он стал раздражительным, малейшие неурядицы-проблемы в редакционной компьютерной сети способны были выбить его из колеи. Он вспомнил свой любимый анекдот, когда мужчина говорит, что хочет поменять свою нервную стрессовую работу.

— Кем же вы работаете? — интересуется его собеседник.

— Упаковщиком на овощебазе. Ко мне по конвейеру поступают мандарины, а я их сортирую: хорошие направо, плохие налево.

— А почему вы нервничаете?

— Так ведь каждую секунду решение надо принимать.

Сейчас Заурский хотел быть упаковщиком на овощебазе.

Когда-то в газете изучали тему, какая профессия самая нервная. Учителя утверждали, что это про них. Врачи «Скорой помощи» рассказывали истории про выезды к вооруженным раненым бандитам, наркозависимым в период ломки, алкоголикам в бреду. Даже его секретарь Валентина Ивановна утверждала, что главное в профессии секретарши — стрессоустойчивость, потому что она лицо фирмы и ей надо найти контакт с начальником, с сотрудниками и с партнерами. В перечень нервных профессий журналисты не попали, поэтому он сказал себе:

— Не придумывай, Егор. Работа у тебя хорошая, не пыльная, кабинетик отдельный. А то, что тревожно тебе каждый день и сердце болит, так это твое внутреннее состояние, никто в этом не виноват.

Он взял в руки новый номер газеты. Новости пахли свежей типографской краской. Главред не любил читать газету в Интернете, пусть это делают молодые. У него была многолетняя привычка: открыть утром газету, взять чашечку кофе, заботливо приготовленного стрессоустойчивой Валентиной Ивановной, и просто получать удовольствие. Сегодня настроение было скверное. Из-за сбоя программы в номер попали случайные материалы, не было «гвоздя» — яркого материала, главной газетной приманки.

— Успеет ли Сорнева восстановить текст? Где у нас молодежь по имени Юля? — спросил он Валентину Ивановну.

— Сейчас найду, Егор Петрович! Голызин звонил, просил, чтобы вы перезвонили.

Ну, вот он и понадобился старому другу и следователю Валерию Сергеевичу. Наверное, будет интересоваться, почему не вышла обещанная статья про убийство гальваника. Егор Петрович не будет рассказывать о редакционных трудностях, не вышла — и все. Дорабатывается. Следователь далек от того, как трудно рождаются тексты, как вместе с героями автор проживает их кусочек жизни, к каким ухищрениям приходится прибегать, чтобы разговорить человека. Это вам, граждане следователи, не протокольно-штампованное «С моих слов записано верно, мною прочитано».

— Сорнева здесь. — Валентина Ивановна была начеку.

— Пусть заходит, и еще по чашечке кофе — мне и Юле.

Валентина Ивановна в душе возмутилась. Готовить кофе для начальника и его гостей было делом привычным, а вот ухаживать за своими же сотрудниками ей казалось излишним. Но с начальником-демократом, который любил задушевные беседы со своими журналистами за чашкой кофе, выбора у нее не было.

— Что с материалом? — По Юлькиному виду он понял, что она нервничает.

— Ну, конечно, я его переписала. Но это уже какой-то новый материал получился, вроде неплохо.

— Сдавай верстальщикам. Я посмотрю уже готовый.

— Я посоветоваться хочу. Мне случайно мысль одна в голову пришла, и я начала ее проверять.

— Сорнева, не бывает у тебя случайностей. Говори, не томи.

— Честное слово, случайно, Егор Петрович! Мне все не давала покоя мысль, что я знаю убийцу Крупинкина, что он ходит рядом, что наблюдает и посмеивается. Это человек, который работает в цехе. Тот, кто понимает в технологии, кто может о чем-то договориться с Федором Крупинкиным, приказывать ему, подставлять кого-то другого и все время оставаться незамеченным. На него никто просто не обращает внимания, он в цехе свой. У этого человека болезненное самолюбие, извращенная психика, даже, если хотите, психические отклонения.

— Ну, психов-то точно в цехе не держат, с этим строго.

— Понимаете, Егор Петрович, если у человека когда-то была травма, причем сильная, болезненная, имеющая социальные последствия, синдром сохраняется на многие годы. Взять, например, современных участников боевых действий, у них гул низко летящего вертолета или звук, напоминающий взрыв, может вызвать острую стрессовую реакцию, «как на войне». Поэтому он и ведет себя так от постоянного стресса. Он и Настю пытался убить, чтобы она наконец перестала интересоваться аварией.

— Ты его вычислила? — с сомнением спросил Заурский.

— Кажется, вычислила.

— В таких делах «кажется» не бывает.

— Это Анатолий Кубарев, заместитель начальника цеха, тот, у которого лицо перекошено шрамом. Неудачно прооперированная в детстве волчья пасть. У меня вчера была возможность нырнуть в его медицинскую карточку, так, посмотреть.

— То есть ты нарушила закон о персональных данных.

— Ругайте меня, но все сложилось, Егор Петрович! У него, у Кубарева, синдром посттравматического стресса, психическое отклонение, взрывная реакция, агрессивность, притупленность эмоций, депрессия. Все это носит мерцательный характер, то есть повторяется с какой-то периодичностью. Он встречался с Валерией Крупинкиной, у них были отношения.

— Это дочь убитого?

— Да, приемная. Федор ей не родной, но воспитал ее. Крупинкина-младшая отца приемного не жаловала, он слишком доставал их с матерью своей жадностью, и она решила отомстить, провести его. Она вела с ним активную любовную переписку как испанка, понимаете? Может, из-за любви к ней Федор решил дом в Испании купить. Потому что отца и дочь в виртуальном мире объединяла только Испания. Вокруг нее все страсти строились. Но вы про это знаете.