За закрытой дверью - Бернадетт Энн Пэрис

В аэропорт мы прибываем с пятнадцатиминутным запасом. Высадив меня у дверей, Эстер весело машет рукой на прощанье и уезжает. Я захожу внутрь и, отыскав стойку «Бритиш эйрвейз», регистрируюсь на рейс. Потом отправляюсь в зал вылета, сажусь в уголке и жду, когда объявят посадку.

До дня рождения Милли я никогда всерьез не думала об убийстве Джека. По ночам я часто грезила на эту тему, но свет дня отрезвлял: убийство человеческого существа – табу. Наверно, из-за этого я и не сумела оглушить его бутылкой. Боялась ударить слишком сильно и случайно убить. Останавливало и то, что, если я все-таки убью его, меня почти наверняка арестуют и продержат за решеткой как минимум до суда. И что тогда будет с Милли? Вот почему я хотела лишь вырубить его на какое-то время и сбежать, пока он будет без сознания. Но когда он заявил, что везет нас с Милли в Новую Зеландию, я поняла, что он не остановится ни перед чем. Мне придется убить его – одного побега будет недостаточно.

– Значит, вот как ты все обставишь, – с горечью произнесла я, когда мы проводили Дженис и Милли. – Закроешь дом, сделаешь вид, что мы все улетели в Новую Зеландию, а потом неожиданно объявишься и станешь всем рассказывать, будто мы с Милли решили остаться там. А мы все это время просидим в подвале.

– Примерно так, – согласился он. – Вот только я не буду закрывать дом и делать вид, что меня нет: зачем столько сложностей? Я просто задержусь здесь под каким-нибудь благовидным предлогом и отправлю вас одних. Потом задержусь еще, и в результате ваша поездка подойдет к концу, так что присоединяться к вам будет уже поздно. А дальше ты позвонишь вся в слезах (я как раз буду стоять на пороге, собираясь за вами в аэропорт) и сообщишь, что Милли отказалась садиться в самолет, и ты, разрываясь между любящим супругом и слабоумной сестрой, тоже не полетела. Я начну всем рассказывать, что, как любящий супруг, разрешил тебе остаться еще ненадолго – понимая, насколько тяжело для тебя было бы бросить Милли. «Ненадолго» – понятие относительное; в конце концов, в один печальный день ты позвонишь и скажешь, что не вернешься никогда. Мое сердце будет разбито. Окружающие из деликатности постараются не упоминать при мне твое имя и скоро забудут и о тебе, и о Милли.

– А как же родители? – спросила я. – Как ты объяснишь им наше исчезновение?

– Наверно, я их просто убью. А теперь – марш в комнату.

Я отвернулась. Не хотела, чтобы он заметил, как шокировали меня его слова. Нужно было как можно скорее его убить. Пора было переходить к следующему шагу; я знала, что, если послушно пойду в комнату, упущу свой шанс.

– Можно мне побыть здесь еще немного? – спросила я.

– Нет.

– Почему?

– Ты сама прекрасно знаешь.

– Ну когда я в последний раз пыталась сбежать? Взгляни на меня, Джек! Ты что, правда думаешь, будто я представляю опасность? Разве за полгода я хоть раз в чем-нибудь провинилась? Неужели ты думаешь, что я готова снова спуститься в подвал?

– Это правда, подвальные процедуры, похоже, дали эффект. И все же ты отправишься к себе наверх.

– Хорошо, тогда можно мне переехать в другую комнату?

– Зачем?

– А как ты думаешь? Мне нужно хоть какое-то разнообразие, вот зачем. Я не могу больше изо дня в день видеть одни и те же стены.

– Ладно.

Я в изумлении подняла на него глаза:

– Ты серьезно?

– Конечно. Отведу тебя в подвал, полюбуешься другими стенами. Впрочем, подумай хорошенько – может, твоя комната, в конце концов, не так уж плоха?

– Думаю, моя комната, в конце концов, не так уж плоха, – тоскливо повторила я.

– Какая досада! Знаешь, по-моему, комната в подвале слишком долго пустует. Хочешь, открою секрет? – Он наклонился к моему уху и, понизив голос до шепота, продолжил: – Отпустить сегодня Милли было невероятно трудно. Я даже не ожидал. Я так измучился, что решил предложить ей переехать сразу после нашего возвращения из Таиланда. Что скажешь? Чудесно будет зажить наконец одной семьей, правда? Счастливой семьей!

Я думала о том, что теперь мне нужно не просто убить его, но и успеть сделать это до отъезда в Таиланд. Времени, к моему ужасу, почти не оставалось, но жесткие сроки создавали какую-то определенность, и это помогало мне сконцентрироваться. Поднимаясь впереди Джека по лестнице, я уже обдумывала следующий шаг.

– Когда принесешь виски… – начала я, переодевшись. – Можешь остаться ненадолго и выпить со мной?

– А это еще зачем?

– Потому что я устала сидеть одна двадцать четыре часа в сутки, – апатично объяснила я. – Не с кем и словом перекинуться. Ты сам-то представляешь, каково это? Иногда мне кажется, что у меня едет крыша. Хорошо бы этим и кончилось. – Я повысила голос: – И что ты тогда сделаешь, Джек? Когда я окончательно сойду с ума?

– Ты не сойдешь с ума. – Он втолкнул меня в комнату и закрыл дверь.

– Я бы не была так уверена! – бросила я вдогонку. – И я хочу виски в нормальном стакане!

Не знаю – действительно ли он поверил, будто я схожу с ума, или дело в том, что на другие мои просьбы он уже ответил отказом, – но как бы то ни было, через десять минут он вернулся с двумя стеклянными стаканами.

– Спасибо, – сказала я, сделав глоток. – Могу я кое о чем спросить?

– Можешь.

– Это насчет дела Томазина. У него жена актриса? Дена какая-то там? Я вроде бы что-то об этом читала, когда ты еще давал мне газеты.

– Дена Андерсон.

– Так значит, эта Дена обвиняет его в нанесении побоев?

– Я не имею права разглашать подробности дела.

– Похоже, все, кто у нас сегодня был, в курсе подробностей. Значит, ты или уже что-то разгласил, или эта информация не такая уж конфиденциальная, – парировала я. – Кажется, он чуть ли не весь свой доход жертвует на благотворительность?

– Это не значит, что он не избивает жену.

– А что там Адам говорил про любовника?

– Он просто хотел меня подразнить.

– Значит, это все неправда?

– Нет. Одна желтая газетенка тиснула эту историю, чтобы облить Дену грязью.

– Зачем им это?

– Энтони Томазин их акционер. Допивай, я не собираюсь оставлять тебе стакан.

Когда он ушел, я вытащила из-под матраса завернутые в салфетку таблетки и пересчитала. Двадцать. Было совершенно непонятно, хватит ли их, чтобы убить Джека, тем более что часть я собиралась опробовать на себе – хотела понять, насколько сильно они действуют и растворятся ли в жидкости, если их растолочь. Я отправилась в ванную, оторвала два кусочка туалетной бумаги и, поразмыслив, взяла четыре таблетки: этого должно было хватить, чтобы я уснула, но не заработала интоксикацию. Завернув таблетки в бумагу, я положила их на пол и старательно растерла ногой. Потом за неимением посуды высыпала крупинки в крышечку из-под шампуня и добавила немного воды. Какая-то часть растворилась, но этого было недостаточно; поняв, что остальные таблетки придется истолочь буквально в пыль, я выпила свое зелье.