Так умирают короли - Анна Блейк

Выудила из широких рукавов тонкую руку, обтянутую в перчатку из белой кожи. Прикоснулась к его щеке. Юлиан закрыл глаза. Он был готов биться об заклад, что эта женщина соткана из магии. Он должен злиться, проклинать ее, требовать, чтобы она ушла. Но вместо этого стоял, моля все силы неба и земли, чтобы ее маленькая ладонь не отрывалась от его щеки.

От внутренней борьбы его черноглазый взгляд вспыхнул красным, а губы сжались. Александрин улыбалась. Он понимал, это имя - фальшивка. Все, что он о ней знал - фальшивка.

- Лжешь, - улыбнулась она. - Ждал и надеялся.

Юлиан посмотрел на нее с высоты своего роста, думая о том, что ее появление - закономерное течение событий, а он ведет себя как последний дурак. Из-за нее он потерял тамплиеров, а вместе с ними и расположение карателя Амирхана. Что он потеряет из-за нее в этот раз?

- Раз ты нашла меня, у тебя есть какая-то цель?

Александрин улыбнулась. Снова. И Юлиану не понравилась эта улыбка.

- Я же говорила, что вернусь.

- Но ты не говорила, зачем уходишь.

Юлиан нахмурился. Он предложил женщине руку и двинулся по замку. Отчаянно хотелось скрыться в тепле. И уйти от этого странного разговора. Слова Александрин его задели. Неестественное желание обладать этой женщиной становилось все сильнее, и он понимал, что снова сдается. Ее власть над ним была почти безграничной. И это не власть мужчины над женщиной. Он чувствовал себя одурманенным, околдованным. И при этом четко понимал, что происходит.

- Мы не всегда делаем то, что хотим, Юлиан. Верь мне.

- Верить тебе, Александрин? После всего, что случилось? И каким образом ты сможешь убедить меня в том, что я снова могу тебе верить?

Она примирительно сжала его пальцы.

- Поехали на юг, Юлиан. Тебе нужно отдохнуть, я побуду с тобой. И спокойно решим, что нам делать.

- Нам?

- Пара дней в пути, и все изменится.

Адриан

Глаза колючие. Синие. Ледяные. В них никогда не было глубины. Только мрак безумия, жестокости, которой он никогда раньше не встречал ни в смертных, ни в бессмертных. И сумасшедшая, абсолютная жажда крови. Она называла себя Лисой и требовала, чтобы он звал ее Лисенком. Первые годы он каменел при мысли, что нужно произнести это имя. Произнести мягким, свободным тембром, который она так любила. Голос не слушался. Каждый сорвавшийся звук не той интонации, которую требовала Лиса, влек за собой жестокие побои. Она никогда не била и не кусала за лицо. Ей нравилось совершенство красоты темного эльфа. Ей льстило то, что она смогла найти себе игрушку благородных кровей. Практически принц, хотя в деревне, которой правил его отец, имена звучали иначе.

Лисенок долго искала его. Долго охотилась, выслеживала. Она приметила эльфа еще когда он жил в деревне. Мальчиком он видел синие глаза и даже рассказывал о них отцу, но тот лишь качал головой - деревня в безопасности. Нельзя было сказать, что Герелен слеп или не был в курсе происходящего в мире, но отчего-то он решил, что Незнакомцы не подберутся к его деревне, спрятанной от всего мира горным хребтом. Адриан видел ее с раннего детства. Даже слышал ее голос. И бежал от него.

Он ушел из деревни, только встретив совершеннолетие, которое у темных эльфов наступает в пятнадцать лет. Он мастерски владел парными клинками, луком, уже выучил несколько языков, в том числе тот французский, который мог использоваться в первых годах одиннадцатого века, знал историю. Герелен заботился о том, чтобы его дети получали лучшее образование, и каким-то образом сумел договориться с человеческими друидами, которые согласились обмениваться знаниями. Чтобы темные эльфы могли выстраивать жизнь в новом мире. В том мире, которым все же правили люди по праву большинства. Но Адриан, младший сын в правящей семье, не видел себя и дальше по правую руку от Жреца, отца ли, брата ли. Не видел себя в маленькой деревне. Он хотел большего. Он хотел жить среди людей.

Он написал отцу письмо. Брату Лестинелю, наследнику - короткую записку. Взял небольшую дорожную сумку, немного драгоценностей, которые принадлежали ему, и ушел. Его гнало юношеское ощущение, в котором так легко увидеть цель-обманку. Он шел в город, который сейчас называют Парижем, представляя, как сможет помочь людям, как сможет поделиться с ними своими знаниями по стратегии и тактике военных сражений, по управлению и градостроительству, ему казалось, что он может что-то изменить, стать кому-то нужным. И он совершенно не думал про преследовавшие его с детства синие глаза.

Лиса пошла за ним. Иногда Адриан замечал ее тень или взгляд, но она никогда не приближалась достаточно близко, чтобы он уловил ее запах. Он понимал, что не может находиться один на дороге или в лесу, но не думал о том, что совершил ошибку. Его должны были защитить парные клинки, но не защитили. Она напала стремительно. Предрассветный час - то время, когда никто не ждет нападения, когда сон особенно глубок. Адриан помнил только жгучую боль в районе шеи - его душили.

Пришел в себя он в каком-то помещении в кромешной тьме. Сначала он кричал и звал на помощь, потом молчал. Ему было пятнадцать лет, но он не позволял себе проявлять эмоции, как мог бы сделать ребенок или человек. Лиса явилась на третий день, когда мальчик лежал, совершенно обессиленный от голода и жажды, забившись в дальний угол. Она швырнула ему помятое яблоко. И заявила, что теперь он принадлежит ей, а она - его Лисенок. Адриан рассмеялся. И тут же получил удар коротким кинжалом из храмового серебра в грудь. Он был настолько маленьким, что рассекал только мышцу. Но острое, особым образом заточенное лезвие, наносило необычайно болезненные порезы, которые долго не заживали.

Больше он не смеялся. Со временем он научился показывать улыбку, но смех - никогда.

Лиса была хорошим учителем.

***

Скрип тайной двери, которую невозможно найти изнутри. Короткий вздох. Тонкий световой луч выхватывает силуэт незнакомки, высокой, изящной, наверное, очень красивой, но вызывающей в нем лишь жгуче-горький ужас. Дверь медленно закрывается.

- Я давно тебя не видела, мой эльфеночек, - этот голос убивал в нем крупицы надежды. - Иди к Лисенку, я тебе кое-что принесла.

Он поднялся со своего места, пошел к ней медленно и осторожно. Он не помнил, когда в последний раз ел. Солома, из которой сделали лежанку, была горькой на вкус, она раздирала язык и небо, оставляя после себя