1794 - Никлас Натт-о-Даг

— И что произошло?

— Приходили к нему. Двое. О чем-то они говорили о чем — не скажу. Не слышал. Только голоса: бу-бу-бу, бу бу-бу. Потом что-то они там делали… что — тоже не скажу. Звуки какие-то… а потом запах… вроде как паленой свиной щетины. А потом ушли. Он вроде как один остался Я подождал немного, собрался с силами и потащился к не му. Он лежал на койке, и…

У Эрссона внезапно задрожали губы, рот исказило в горестной гримасе.

— …и что сказать? Я помню, когда Эрика сюда привез ли. Я-то что… господа, думаю, и сами сообразили: мне к нормальной жизни уже не вернуться. А вот Эрик… он же совсем мальчишка, вся жизнь впереди. У меня и сомнений не было: поправится. Тут-то у нас… тут мало у кого сохранились такие надежды. У меня, допустим, шансов нет, но хоть у кого-то… думал, увижу, как Эрик выберется отсюда порадуюсь. Глядишь, и навестит когда-нибудь.

Иоахим Эрссон внезапно заплакал, беззвучно и горько Слезы катились по отечным щекам. Он взялся за угол простыни и закрыл лицо.

— Они что-то с ним сделали… с головой, — невнятно произнес он из-за своего укрытия. — Весь пол забрызган… И голову перевязали кое-как, вся подушка в крови. А Эрик Тре Русур… от него одна скорлупа осталась.

В доме на скале у моря умалишенных охватило возбуждение.

Санитар, проведший Винге и Карделя через мрачную анфиладу залов, по которым от стены к стене металось эхо отчаянных воплей, рыданий и хохота, оглянулся и сказал извиняющимся тоном:

— Их слишком много… Теснота — жуть. Один заорет, всем слышно. Ну, и тоже вопить начинают. Вроде заразы.

Они поднялись по лестнице, вышли во двор, и служитель провел их в главное здание. С видимым напряжением выдернул тяжелый дубовый засов. По обе стороны коридора шли двери с маленькими квадратными окошками.

— Тут он, ваш новенький.

Приоткрыл люк на окошке, сунул голову, сморщился и отпрянул. Жестом показал — дальше уж вы сами. Отошел в сторону и принялся тереть ячмень на глазу.

Карделю пришлось несколько раз сморгнуть, прежде чем глаза привыкли к темноте. Солома на полу, перевернутый ночной горшок. Четверо мужчин, голые или в не поддающемся описанию тряпье, сбились в кучку и прикрыли друг другу ладонями глаза — заметно испугались света, редкого и на вид очень опасного гостя в их… палате? Ну нет. У Карделя язык бы не повернулся назвать этот закуток больничной палатой. Тюремная камера для опасных преступников.

Он разразился многоэтажным ругательством, уступил место у смотрового окошка Винге и что есть силы треснул деревянным кулаком по замку.

— А ну-ка быстро… — зарычал он, — открой дверь и выпусти его. И принеси что-нибудь прикрыться.

Перепуганный санитар отпер замок и убежал.

Кардель остановился в дверях и загородил проход, широко расставив ноги. Четверо умалишенных робко отступили к стене. Эрик Тре Русур не обратил на него ни малейшего внимания. Он сидел на полу, сунув руки между согнутых в коленях ног. Он, в отличие от остальных, даже не пошевелился, когда в камеру хлынул поток света Не обратил внимания и на Карделя, когда тот его поднял Пришлось тащить его в коридор, как куклу. Руки безвольно повисли, а ноги волочились по полу. Винге начал было шептать ему слова утешения, но быстро понял — бессмысленно. Положил мальчику руки на плечи, чтобы тот не свалился со скамьи. Запах от него шел жуткий, пожалуй, даже хуже, чем вонь в камере. Мочился он, очевидно, под себя Об этом свидетельствовала воспаленная ярко-алая кожа на внутренней стороне бедер. Губы фиолетовые от холода. Голова забинтована замызганной повязкой с алым цветком просочившейся крови.

Санитар прибежал с чистой льняной рубахой, в которую можно было завернуть по меньшей мере троих таких как Эрик Тре Русур. Винге стал осторожно надевать ее на юношу, и когда, наконец, выпростал его голову из складывавшегося то так, то этак льняного рубища, посмотрел на санитара.

— Что ты знаешь про эту рану на голове?

Парень затряс головой так, что вши не удержались в волосах и полетели в разные стороны.

— Что вы, что вы господа! Ничего я не знаю! Его привезли такого!

Винге начал ощупывать голову — очень осторожно Кардель был почти уверен: если бы даже напарник действовал решительнее, Эрик Тре Русур все равно бы не обратил внимания. Винге некоторое время прикасался к разным областям черепа, покачал головой и начал разматывать повязку. Длинные, красивые волосы острижены, а вокруг раны и обриты. Отверстие в черепе невелико, не больше шиллинга. Черная корка свернувшейся крови оторвалась вместе с повязкой, и из раны тут же начала сочиться сукровица. Кардель с отвращением замел ил несколько увязших в сгустке крови насекомых, для которых это пиршество стало последним.

Винге долго смотрел на трепанационное отверстие. Глаза его медленно гасли. Он взял Эрика за щеки, повернул голову к себе и долго смотрел в глаза. Из угла приоткрытого рта непрерывно текла слюна.

Кардель повернулся к санитаре, с трудом сдерживая слезы бессильной ярости.

— Вымойте его хорошенько и переведите в отдельную палату… или как там у вас это называется.

Тот хотел было что-то возразить, но Кардель его опередил.

— Мне плевать, — тихо прорычал он, не разжимая зубов. — Плевать, много у вас места или мало. Я уже сказал: приведи, сукин сын, в порядок комнату. Свою, если нет другой! Он совершенно безопасен, никакого замка не надо.

И посмотрел на Винге.

— Йоахим Эрссон прав. Пустая скорлупа.

Они вышли наружу. Обогнули дом умалишенных, и в лицо ударил плотный, холодный ветер с Балтики. Волны, быстро обрастая гребнями пены, разбивались о камни — не так часто увидишь прибой в заливе. Кардель терпеть не мот ветер Обычно он старался поскорее укрыться но сейчас остановится и долго стоял. Дожидался, пока более и ли менее выветрится из одежды въевшаяся отврати тельная вонь. На другом берегу залива на мысе Вальдемара смутно виднелись недавно выстроенные мастерские Бекхольмен уже почти погрузился во мрак, хотя еще можно различить реющий над верфью флаг. Он перевел взгляд, на Город между мостами. Тот словно замер в раздражен ном ожидании: когда же, в конце-то концов, зажгут уличные фонари? Почему фонарщики не берет пример вот с той спешащей зачалиться до темноты шхуны, где уже за жжены бортовые и топовые лантерны?

Они прошли таможню и остановились под горой Стигбергет. Здесь дуло поменьше.

— И что теперь? — нарушил молчание Кардель. — Что дальше-то будем делать?

Винге резко вскинул голове — похоже, ждал этот вопрос.

— Дайте время подумать, Жан Мишель.

Они перешли мост и разошлись по своим переулкам Кардель некоторое время смотрел вслед напарнику. При хоть ветра и качающихся фонарей: казалось, Винге пытается убежать от плавно раскачивающихся, будто приглашающих к танцу ночных теней.

Покачал головой и двинулся домой, ускоряя шаг.