Родной. Чужой. Любимый - Лили Орландо

Похоже, его отправили в «чёрный список».

Что ж, поделом. Он достаточно наделал, чтобы это заслужить.

Снова пришло письмо по электронной почте. Его ждали на собеседование утром в понедельник. Мечта сбывалась. Артёма ждала работа штатного спецкора (специального корреспондента) центрального телеканала страны. Он будет летать в горячие точки и освещать военные действия, уличать стороны в нарушении условий перемирия, искать подставы, помогать пострадавшим.

Вот он – тот самый шанс сделать мир лучше. Об этом Тём так долго мечтал. Так почему же в душе так муторно, словно там разом обделались все помойные кошки Анапы?

Накануне отъезда, вечером, к нему в комнату пришла Флоранс. Тёма избегал её эти дни, не зная, что сказать. Надеялся избежать разговора, но раз уж пришла сама, придётся поговорить.

– Привет, – он опустился на край кровати, указывая девушке на один из стульев, – проходи, садись.

Она была какая-то странная, осунувшаяся и бледная, словно флёр самоуверенной красотки сошёл, обнажив её настоящую – хрупкую, ранимую девушку.

Флоранс опустилась на краешек стула и подняла на Тёму огромные синие глаза.

– Ты меня никогда не сможешь полюбить? – вдруг спросила она, быстро опустив веки, под которыми блеснула влага.

Вот только женских слёз ему сейчас не хватало.

Подтверждая догадку, Флоранс шмыгнула носом, но тут же вскинула подбородок и гордо взглянула на Артёма.

– Ты не думай, я не буду на тебя вешаться и цепляться. Я пришла, чтобы спросить. Если ты скажешь, что шансов нет, я уйду и больше тебя не побеспокою.

Всхлипнула снова.

Что-то всплыло на задворках сознания о журавле, синице и небе, но Артём отмахнулся от мысли, не позволяя ей развиться. Флоранс выглядела такой хрупкой и беззащитной. В нём поднимался инстинкт мужчины – помочь, защитить, успокоить.

Он достал из верхнего ящика комода носовой платок и протянул Флоранс. Как удачно, что мама не переставала их сюда складывать, хотя сын уже давно вырос.

Ладони на какое-то краткое мгновение соприкоснулись, рука Флоранс дрогнула и выронила платок. Девушка ойкнула и склонилась за ним.

Он вдвойне идиот.

Артём взял Флоранс за предплечья, помогая подняться. Они оказались совсем рядом, очень близко. Девушка с надеждой смотрела ему в глаза, почти не дыша.

– Я ничего не могу тебе обещать, – голос осип от внезапно нахлынувшей серьёзности, – потому что и сам не знаю. Но мы можем попробовать, если ты хочешь, конечно.

Она закивала, лицо озарила счастливая улыбка. Тёма понял, что должен сейчас сделать, и склонился к её губам.

А уже в Москве он узнал, что Алинка всё-таки вышла замуж…

Как мы доехали до ресторана, я не запомнила. Было очень плохо. Мой организм словно взбесился и теперь желал продемонстрировать, что такое по-настоящему ужасное состояние.

Едва машина затормозила, я выскочила наружу и бросилась в здание.

– Где туалет?! – прокричала встречавшей на входе женщине.

Видимо, выражение моего лица было достаточно красноречивым, потому что мне не задали ни единого вопроса. Женщина просто указала направление.

Меня вырвало, едва успела откинуть крышку унитаза. А затем ещё и ещё. Одна горячая волна сменялась другой. И, в конце концов, я оказалась на полу, уже совсем не думая о его чистоте, сама перепачканная рвотой и желчью, ослабевшая, испуганно ожидавшая новых спазмов.

– Алина, открой, пожалуйста, – Сашин голос был приглушён дверью.

Я даже представила, как встану и открою задвижку, но не сумела подняться. Силы окончательно покинули меня.

Внезапно дверь приоткрылась. Но я даже не удивилась. Видимо, и на это сил уже не осталось. Просто вспомнила, что не закрывала замок, было не до того, просто на бегу толкнула створку, и она захлопнулась.

– Я вхожу, – предупредил голос, и следом за ним показалась моя мачеха. Саша смотрела встревоженно: – Ты как?

Я чуть мотнула головой. Никак. Это было самым точным определением моего состояния.

– Давай подниматься, и поедем в больницу, – предложила Саша и тут же наклонилась, помогая мне встать.

– А как же… свадьба… – слова давались с трудом, приходилось выталкивать их из глотки, и каждое царапалось, цепляясь за горло острыми сколотыми краями.

– Папа уже предупредил Антона, что тебе нездоровится…

Вот Саша всегда такая. Деликатная. Только она могла назвать моё ужасающее состояние словом «нездоровится». Но сами мысли об этом были какими-то вялыми, текучими, покрытыми сероватой туманной дымкой.

Я скорее наблюдала со стороны, чем почувствовала, как мачеха помогла мне подняться и повела к машине. Уже у выхода из ресторана меня перехватил папа, взял на руки.

А дальше… я не помню.

Уплыла на волнах тумана, мягко покачиваясь в своей лодке.

В себя я пришла в больничной палате. Небольшой, но одноместной. Кровать с выдвижным столиком стояла почти посередине. Слева от меня – окно с жалюзи, собранными с одного края, справа полотняная ширма, скрывающая шкаф и дверь в туалетную комнатку.

Судя по освещению, уже наступило утро. Ну я и поспать!

Преодолев первое удивление, попыталась вспомнить, как сюда попала, и ужаснулась – мамочки, я же проспала собственную свадьбу. Там Антон, гости, родители…

Хотя родители меня сюда привезли. В этом была почти уверена, потому что помнила, как папа подхватил меня на руки, прежде чем я потеряла сознание. И что-то такое Саша говорила о том, что Антона предупредят о моём нездоровье.

Значит, можно лежать и не волноваться. Вот только обидно, что свадьбу пропустила… Всё-таки в первый раз замуж вышла. Я улыбнулась и прислушалась к себе.

Как ни странно, но чувствовала себя хорошо. От вчерашней тошноты не осталось и следа, разве что не слишком приятная сухость во рту. Я повернула голову. Так и есть – на тумбочке меня ждала бутылочка с водой и рядом трубочка в прозрачной упаковке.

Я села на кровати, достала бутылку, открутила крышку и напилась воды. Обычной воды комнатной температуры, но моему иссушенному вчерашним яростным приступом организму она казалась целебной жидкостью, живительным нектаром, небесной амброзией… В общем, в несколько глотков я опустошила всю пол-литровую бутылку и не отказалась бы повторить.

Словно в ответ на мои мысли дверь в палату открылась, и вошла медсестра. Она была зрелой, но ещё не пожилой, с короткими тёмными волосами и тёмными же глазами, от которых разбегались лучики морщинок.

– Доброе утро, – произнесла она с улыбкой. – Как вы себя чувствуете?

Я снова прислушалась к себе, но ухудшений не произошло, поэтому кивнула: