Времени нет - Рустем Халил

будет время, — Эдем коснулся конверта. — Здесь дарящая на новую квартиру — вам там будет лучше, визитка юриста, который ее оформлял, и документы на 250 тысяч долларов. Они будут лежать в моем трастовом фонде и давать прибыль, пока вы не решите их снять.

— Вы от кого? — вдруг ощетинилась женщина, и Эдем воспринял как хороший знак то, что у нее под рукой не оказалось ножа. — От Билевичей? — ее лицо мгновенно покраснело.

— Нет, не беспокойтесь, мы птицы разного полета, — Эдем повел пальцем по голубой эмблеме трастового фонда на конверте. — Эти мерзавцы не потратились бы на такое без пистолета у виска. Это мои деньги.

Наталья поверила. Харизма Виктора Шевченко чего-то стоила.

— Спасибо. Вы его должник? — она принялась помешивать ложечкой чай, в котором не было сахара.

— Это не тот долг, который можно вернуть деньгами, но я не вижу другого способа помочь вашему горю. Пусть дочь знает, что отец не оставил семью без средств к существованию.

Наталья вернулась к подоконнику, подняла лук, пустивший зеленые стрелы, и долила в полупустой стакан чая из своей чашки — за это время он уже успел выжать.

— Знаете, чего я не могу понять? Он любил дочь. Больше всего. И меня любил. Почему он так поступил?

Это Эдем как раз мог понять, но как описать ту черную дыру отчаяния, которая засасывает честных людей, и как рассказать о тюремном дворе, в который не попадает утреннее солнце?

— Ему дали шесть лет за чужое преступление, наказали за желание жить по правде… — начал он.

Наталья стукнула чашкой о стол, по скатерти расползлось пятно.

— Я не об этом. Зачем он так поступил с этим делом? Почему, обнаружив махинации, не промолчал, не прошел мимо? Он же не мог не понимать, что влезает в войну, которая ему не по силам. Но ведь он прежде всего муж и отец, а уже потом несчастный обличитель. Он отвечает перед нами, больше всего перед дочерью. Если ты воспитываешь ребенка, ты не можешь поступать как вздумается. Ты не можешь оставить ее сиротой только потому, что нашел несовпадение в цифрах и решил не молчать. Ты обязан прежде всего не совести, не родине, не своему слову, твой главный долг перед ребенком. Ты не можешь сказать: доченька, я понимаю, что отнимаю твое детство, что уже никогда ты не почувствуешь родительской любви, что ты не будешь хвалиться мне школьными оценками, не наденешь специально для меня платье, купленное на выпускной, не сможешь выбрать вместе со мной самое лучшее выш и не прогуляешься со мной на рассвете, когда трава еще мокрая, а солнце показало краешек из-за горизонта. Доченька, я понимаю, что не поведу тебя к венцу и не посажу своего внука на колени, чтобы он мог подержаться за руль машины, потому что я нашел эти проклятые цифры. Вот чего действительно нельзя вообразить!

Наталья сложила руки на груди, пытаясь унять дрожь. Эдему захотелось откинуть прядь с ее лба, как однажды это сделал при нем Олег, но он только опустил глаза.

— Мир движется благодаря таким решениям и таким людям, — вот все, что смог сказать Эдем. — Так добровольцы идут на войну, а спасатели бросаются в горящий дом, хотя у каждого из них есть семья. Без их света мир быстро утонул бы в темноте.

— Значит, этот мир построен на несчастьях детей, — Наталья выкрутила тряпку, сохшую на краю раковины. — Простите, — тряпка легла на стол, на чайное пятно, — может, иногда нам только кажется, что выбор был.

Она забрала конверт со стола и, не заглянув в него, отнесла в спальню. Стукнул ящик.

Дальше задерживаться не стоит, понял Эдем, но все же остановился на миг у завешенного белым полотенцем зеркала в прихожей.

«Над губой иногда чешется, рука так и тянется сбрить усы. Что думаете? — спрашивал Олег Фростов, разглядывая себя в зеркале, когда Эдем был здесь в прошлый раз. И, не дождавшись ответа, говорил: Пусть остаются. Наталочка говорит, они придают мне мужества».

3.9

— В общем, считают, что цель оправдывает средства, — с высоты седьмого этажа Эдем осматривал коричневые крыши, вывеску кинотеатра, квадратный, как выверенный линейкой, пустырь, ветку железной дороги, а прямо под окнами — котлован, из которого через год-другой вырастет элитный жилой комплекс; рядом был и теннисный корт, где двое мужчин с каждым пропущенным мячиком все сильнее убеждались, что налаживают деловые контакты не по тому виду спорта.

Новый пейзаж из окна — новая картинка в его коллекции.

— Так и есть, — Иванка забрала с принтера кипу теплых листов и раздала присутствующим.

Кабинет Иванки, обустроенный не для приема бизнес-партнеров, не для переговоров или съемок интервью, а для спокойной работы его хозяйки, был светлым и аскетичным — поэтому Эдем и решил созвать «военный штаб» именно здесь. Двумя его полководцами были Иванка и Затойчи, и сражаться у них было сразу на двух полях.

— Все зависит от цели, — заметил Затойчи. Непривычный к роли советника, он вошел в азарт и невольно стал стучать по кобуре.

Эдем пробежал глазами распечатанные Иванкой документы.

— Тогда сначала я расскажу вам о целях, — готовясь явить слушателям свой грандиозный план, он волновался не меньше, чем на своем первом судебном заседании. — Вы должны понять, за что я невзлюбил судью Назарова и зачем мне понадобились «Три кита».

Когда он кончил, в комнате зависла такая напряженная тишина, что щелкни пальцами — и она разнесет всех троих на куски. Эдем испугался: возможно его планы резко контрастировали с натурой Виктора Шевченко.

— Эта цель годится? — с не свойственной бизнесмену робостью уточнил он.

И случилось вот что: Затойчи перестал себя сдерживать и закружил комнатой, а Иванка достала неизвестно откуда картонную коробку и рассыпала по столу игрушечных солдатиков.

Они были в игре.

— Вот главные наши конкуренты на аукционе, — Иванка разложила на столе три фотографии и на каждой поместила по солдатику. — Они проявили интерес к покупке и могут позволить себе поторговаться. Если вывести их из игры, «Три кита» наши.

Еще минуту назад она не могла поверить в