Времени нет - Рустем Халил

Но что это может быть следом?

Эдем подумал, как бы на его месте поступила Инара. Благотворительность — вот чем она бы занялась. Но ответ не оригинален. Спросите у коллеги, что он сделал бы с миллиардом — при условии, что у него нет ни родных, которым он мог передать эти деньги, ни собственного будущего, ради которого он мог бы их беречь. Благотворительность, ответит коллега.

Эдема такой выбор не устраивал. Если уж тратить большие деньги, то так, чтобы они оставили огромное отражение слона, а не множество птичьих следов. Он чувствовал: ответ прост, осталось только нащупать его. Увидеть ее в одном из сотен окон. Распознать в струях фонтанов. Так Ньютон ждет своего яблока. Так Архимед наполняет ванночку. Так Менделеев готовится ко сну.

Иванка купила бутылку воды и, не найдя свободной скамейки, выбрала безопасный от экстравертов кусочек газона, уселась по-турецки и вынула ноутбук.

Эдем вдруг вспомнил эпизод из жизни Виктора Шевченко: разговор в гостях у Гуру — тот был еще жив и полон сил. Хозяин дома сидел у края бассейна, свесив ноги, грелся на солнце и наблюдал за внуками, игравшими в воде.

Шевченко пришел к Гуру по совету. Тот выслушал его, потом молча протянул пустую бутылку и спросил:

— Что такое деньги?

— Возможности, — Шевченко никак не мог понять, что особенного в этой бутылке из-под воды.

— Еще вариант?

— Ответственность.

— Еще вариант?

Шевченко пожал плечами.

— Свобода.

Теперь Гуру забрал у него бутылку.

— Все ответы были правильными, — сказал он. — Деньги — это пустая бутылка. И тебе решать, чем ее наполнять: водой, ромом или бензином. Если ты считаешь, что деньги это возможности, значит, так оно и есть. Если воспринимаешь деньги как ответственность, значит они действительно тебя обязывают. Если же твоя бутылка до краев наполнена свободой, это значит, что ты накапливаешь деньги, чтобы разорвать свои цепи.

Эдем опустил глаза — он наконец понял. Яблоко упало, вода выплеснулась через край ванны, химические элементы выстроились в ряд.

Эдем стоял в центре ответа.

Тело вдруг стало лёгким. Эдем мог подпрыгнуть и приземлиться на крыше любой высотки.

Он подошел к Иванке, забрал у нее бутылку и посмотрел сквозь пластик на здании.

— Что касается сегодняшнего приглашения на аукцион. Напиши им: я буду, — сказал он. — Я намерен купить «Три кита».

Иванка принялась строчить сообщение в ноутбуке.

— Начальная цена «Трех китов» — сто пятьдесят миллионов. Рыночная стоимость — на сотню миллионов больше. В течение аукциона может подняться до трехсот. Больше — вряд ли, — сказала она то, что Эдем уже знал. — Однако есть один важный нюанс. Никакой рассрочки. Продавец торопится, хочет продать здесь и сейчас. Может выиграть не тот, кто предложит больше, а тот, кто готов закрыть сделку побыстрее. И это единственное, что может помочь нам. Ну, разве еще, если мы окажемся единственными участниками аукциона.

Эдем присел рядом с ней.

— Почему мы не можем торговаться?

Иванка уставилась на него.

— Максимум, который мы можем получить здесь и сейчас, — сто пятьдесят миллионов. Если вы, конечно, не хотите разрушить свою империю, — объяснила она ему, как ребенку. — Если больше, то только с привлечением инвесторов.

Нет, разрушать чужую бизнес-империю отнюдь не входило в планы Эдема. Надо было действовать так, чтобы вернувшись завтра в свое тело, Виктор Шевченко не отказался от «своих» планов.

— Выясни все о конкурентах. А я пока закрываю некоторые долги.

3.8

«Начинаешь хотеть непродающихся вещей», — так ответил Эдем парню, что из тысячи возможных вопросов миллиардеру поставил именно это. Спросил не о секрете успеха, не о правилах жизни, а о пределах желаний. Что ж, не нужно быть богачем, чтобы понять: человеческим желанием нет предела.

Об этом размышлял Эдем, заходя в разукрашенный зеленым граффити подъезд. Ирония была в том, что он шел предложить деньги.

Зато раз опережал босса на четыре ступени. Дом был пятиэтажный, поэтому лифт здесь не предполагался.

— Справа, — сориентировал Эдем, когда они поднялись на третий. Номера квартиры он не помнил, зато в памяти остался дверной звонок в виде деревянного скворечника — внешняя иллюстрация семейной идиллии.

Эдем хотел оставить Затойчи в машине, но потом решил, что его сопровождение будет полезным: рядом с охранником он не позволит себе нерешительности и не замрет с рукой, протянутой к звонку.

«Может быть, ее нет дома», — малодушно сверкнула надежда, когда переливчатая мелодия расколола тишину. Где-то сразу откликнулась собака.

Щелкнул замок. Она была дома. Наталья Фростова, жена Олега — клиента, которого Эдем не сумел сохранить.

Вдова.

Растянутая черная кофточка подчеркивала бледность лица, а мешки под глазами казались темнее, чем были на самом деле. Не говоря ни слова, она ушла в кухню, оставив открытую дверь как приглашение. Эдем отправил Затойчи обратно в машину и вошел внутрь.

В скромной квартирке, где Олег жил с женой и дочерью, Эдем бывал дважды и оба раза проводил время на кухне. Теперь, казалось, чего-то здесь не хватало. Словно и мебель на старых местах, и тот самый вычищенный до блеска чайник на плите, и луковица в стакане на подоконнике, и набухшая в одном из уголков штукатурка… Так ты заходишь домой после излома и, пытаясь ответить на пропавший полицейский, находишь белые пятна в привычной картине, но не помнишь, чем они были заполнены.

Наталья убрала прядь со лба, разлила в чашки еще горячий чай — гость вошел вовремя — и пододвинула сахарницу и тарелку с печеньем.

— Завтра в одиннадцать на Лесном кладбище. Вы придете? — спросила она человека, которого он видел впервые. — У него было немного друзей, но в каждом из них он был уверен.

— Я пришел сегодня, — ответил Эдем.

Наталья кивнула, и прядь снова упала ей на глаза. Эдем рассматривал обои и не прикасался к чаю. Молчание казалось лучшим проявлением сострадания.

Наконец он сглотнул, вынул из кармана толстый конверт и положил на стол.

— Займетесь, когда у вас