Если есть рай - Мария Рыбакова

Я пыталась бороться с краской, которая заливала мне щеки, но ничего сделать не могла, я знала, что краснею от стыда, я понимала, что они смеются надо мной, что они понимают, почему я сюда приехала, от какой безнадежной страсти, и я догадывалась, что Варгиза в здании нет, что я опять опоздала, а даже если он еще здесь, то не захочет меня увидеть. Эта волна стыда напоминала прежнюю, в Дели, которую я испытала, поднимаясь по лестнице с огромными прорезями окон (слева выходящими на райскую кущу пальм, справа – в подобие тюремного двора). Я вспомнила, что вот такая же – огромная, как цунами, неумолимая, всепоглощающая – волна стыда накрыла и обожгла меня, когда подростком я стояла в классе перед газетой, когда читала статью, которая перечисляла и высмеивала мои поступки, мое недостойное поведение по отношению к Юлику. Я подумала, отставив от себя недопитый сладкий чай, что, может быть, вся моя последующая жизнь, моя поездка сюда, за Варгизом, мое желание увидеть мужчину в роговых очках, который меня избегал, работа на Малкина, который едва замечал меня, все это я делала лишь для того, чтобы вновь и вновь опозориться, чтобы задохнуться от стыда, быть отверженной и посрамленной, потому что, как говорилось когда-то в рекламе по телевизору, «я этого достойна». Только этого я достойна и должна проходить через это снова и снова, счастье и стыд – близнецы-братья, меня могли бы водить по улицам в клоунском колпаке или голой верхом на осле, но вместо этого я езжу из города в город, чтобы тот, кого я хочу увидеть, скрыл свое лицо и отправил меня обратно ни с чем.

Тот, кто пошел искать Варгиза, вернулся в кабинет и сказал, что, увы, мистер Варгиз Исахак уже улетел обратно в Дели, улетел еще утром, как оказалось. Если я хочу, он может дать мне телефон его учреждения в столице, но тут, в Варанаси, я, к сожалению, уже не смогу с ним встретиться, потому что я опоздала.

Я поблагодарила и спустилась во двор, где меня ждал моторикша. Он спал, откинув голову на спинку сиденья. Мне было жалко будить его. Я села за ним тихо-тихо, но от моего движения он все же проснулся и спросил, нашла ли я то, за чем приезжала. Я сказала, что да: мол, я выяснила то, что должна была выяснить, уладила то, что должна была уладить, и попросила отвезти меня обратно, туда, где я остановилась. В магазин тканей, уточнил он. Да, туда, попросила я. Мы ехали обратно по пыльной, неровной дороге, под те же гудки и взгляды коров, и я думала, что мне нужно купить билет на ближайший рейс до Дели, а потом улететь из Индии, потому что я не могу найти Варгиза. Я не нашла его ни в Дели, ни в Бенаресе. Это знак, что нам не суждено быть вместе и что нам не надо встречаться. В этом же нет никакого смысла – пытаться повторить то, что уже один раз случилось и что было хорошо. Судьба наказывает за такую жадность, судьба наказала меня сейчас этой тщетной поездкой, это мне был урок, и его надо выучить.

Поблагодарив моторикшу, я остановилась у ворот гостиницы и вытащила из сумки телефон, которым уже несколько дней не пользовалась. Я решила набрать номер Варгиза, хотя не знала, будет ли здесь связь, будет ли мой телефон работать в Индии, и достаточно ли денег у меня на счету, чтобы сделать международный звонок. Набрав номер, я услышала долгие гудки, и потом – голос Варгиза, он снял трубку и сказал что-то на неизвестном мне языке; его голос я узнала сразу, голос, который окликнул меня когда-то на заснеженной площади перед собором с пестрой мозаичной крышей. Я не знала, что сказать ему. Привет, я здесь, я езжу из города в город в надежде тебя поймать?

Я повесила трубку.

Во дворе перед магазином на деревянной лавочке сидела женщина по имени Геля, которую я видела за завтраком. Во рту у нее была сигарета и, когда я подошла ближе, она протянула мне пачку. Я отказалась, но села рядом с ней. Как университет – нашла то, что искала? – спросила она. Бессмысленная поездка, ответила я. Ничего не нашла. Она вопросительно подняла бровь, и я рассказала ей все, с того момента, когда Варгиз попросил меня сделать его фотографию на заснеженной площади, до той минуты, когда я прощалась с ним в жарко натопленной комнате с обертками, разбросанными по полу, и пустой коробкой из-под пиццы. Геля сидела и курила, я поднимала иногда глаза, я смотрела на ее профиль, и каждый раз я поражалась ее красоте, каждый раз думала: с тобой никогда не произошло бы того же, что со мной, ты никогда бы не поехала за кем-то на край света. Ты – из той сказки, где крестьянский парень добивается руки царевны. А не той, где девушка должна износить семь пар железных башмаков и изглодать семь железных хлебов в поисках своего суженого.

Когда она стряхивала сигарету, я увидела, что у нее на запястье татуировано что-то индийскими буквами. Что это, спросила я. Имя Шивы. Пойдем со мной в храм. Сейчас? Да, конечно, прямо сейчас.

Она поднялась и посмотрела на меня. Пойти с ней или остаться здесь? Она говорила на моем языке – я приехала в чужую страну и вот уже встречаю второго человека, который говорит на моем языке. Она похожа на меня, вернее, я похожа на нее: я неточная и чуть испорченная копия ее красоты, думала я, может быть, моя жизнь – неточная и чуть испорченная копия ее жизни, жизни гораздо более осмысленной и независимой, ведь она, Геля, приехала сюда не потому, что искала мужчину, женатого на другой женщине. Я не знала – но мне хотелось узнать, – что привело ее сюда. Мне хотелось проникнуть в тайну человека, который живет своей жизнью, – мне, которая могла жить только жизнью отражений, только следовать; и я пошла за ней.

Мы опять миновали ворота, прошли мимо серебристой коровы (которая весь день проводила у почтового ящика, как будто ждала письма или охраняла корреспонденцию), зашагали дальше по грунтовой дороге и свернули на асфальтированную. Нам пришлось пересечь круговой перекресток, где машины и мотоциклы неслись друг за другом, как нескончаемый смертоносный поток. Мне казалось, что я ни за что не осмелюсь ступить в него, я была уверена, что меня раздавит автомобиль или растопчет толпа, но Геля велела мне держаться за ее рубашку, и так мы перешли на другую сторону. Геля шла уверенно и быстро, скоро мы оказались в лабиринте узких улочек, где каждый фасад украшало изображение бога с головой слона. Жилые дома вскоре сменились чередой лавочек, где продавали сласти, потом пошли лавки с тканями, за углом продавали цветы – яркожелтые и красные, нам предлагали чай, нам приходилось обходить разлегшихся поперек узкой улицы коров, меня удивляло, как Геля не сбивается с пути в этом лабиринте. Ты здесь не в первый раз, спросила я. Просто всегда мечтала об этом городе, ответила она. Я хотела спросить, сколько дней она прожила в том же доме, что и я, но мы шли слишком быстро, чтобы разговаривать, и мне приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не наступить на дымящиеся коровьи лепешки.

Все чаще нам попадались босоногие люди с бежево-красными отметинами на лбу. Я не могла понять, в чем дело, пока Геля резко не повернулась ко мне и не спросила: у тебя паспорт с собой? Я нащупала паспорт во внутреннем кармане куртки и кивнула. Надо будет разуться, сказала Геля, и показала на нишу в стене дома, с ящиками для обуви. Мне не хотелось ступать голыми ногами по холодной и грязной земле. Зачем, спросила я. Иначе в храм не пустят, ответила Геля. А зачем нам туда вообще? Как зачем. Просить Шиву, чтобы ты нашла своего Варгиза. Надо еще подношения купить. Мы оставили ботинки в ящике, взяли кульки с подношениями (цветы, фрукты) в руки и встали в очередь, тянувшуюся к воротам, где два солдата обыскивали каждого посетителя.