Залив девочек - Александра Нарин

вышла к девочкам и увидела, что в столовую натекло воды, намокли матрасы, постеленные у балкона. Девочки спали, тихо дышали во сне. Я подняла малышек и потащила к себе на кровать. Ну и тяжелые же они стали! Я положила их так, что мне самой почти не осталось места. Утром я встала с измученным сердцем и не узнала свой город.

У Башни плескалась серая вода. На дороге, как грустное животное, стоял пустой автобус, потоки текли в открытые двери. Люди шли через тугую грязную плоть воды, и она доходила им до бедра, а некоторым до пояса.

Девочки столпились на балконе, зачирикали:

– Мы сегодня в школу не пойдем?

У них должны были начаться тесты.

– Как же вы пойдете? Дорога исчезла.

Они защебетали, засмеялись.

– Уроки будете делать и читать новое сами! – строго сказала я. – Приводите себя в порядок, лохматые, как дикобразы.

Держась за стену свободной рукой, вошла бабушка, оглядела разруху в комнате одним глазом.

– Электричества нет, Чарита не пришла, ума не приложу, что поедим.

Папа позвонил на работу, долго разговаривал в своей комнате, потом вышел и сказал:

– Я пошел за Чаритой.

– Куда ты собрался? Видел, что там? – Дряблая кожа на руке бабушки задрожала.

– Наводнение, мама, Адьяр вышел из берегов, залив Эннора поднялся. Говорят, шлюзы открыли на плотине. Вода будет прибывать.

Бабушка повела глазом и сказала:

– Эннора – сплошные болота.

– Ребята сказали, что до конторы не добраться, всюду вода, она прибывает, идет она не с Бэя, а изнутри города.

– А чего удивляться? Мадрас был построен на речушках и каналах, – сказала бабушка. – Твой отец давно говорил, что рано или поздно тут все ко дну пойдет.

– Я должен сходить за Чаритой и привести ее с детьми, пока вода не так высоко.

– А мужа ее ты не должен привести? – спросила бабушка и снова повела глазом.

Папа кашлянул, поиграл на невидимом ситаре.

Он надел шлепанцы, закатал брюки и пошел вниз, в Мадрас. Мне стало страшно, что он пропадет, как мама, я останусь совсем одна с детьми и старой бабушкой. Я закричала:

– Папа, я пойду с тобой!

– Не нужно тебе ходить, останься с девочками.

– Папочка, пожалуйста.

Я побежала за ним босиком, в домашнем платье, в котором спала.

– Я помогу нести детей Чариты.

Он кивнул.

Лестницы и общие коридоры гудели от голосов соседей. Они тащили наверх телевизоры, пыльные магнитофоны, пакеты и одеяла.

Все вернулось, от предначертанного не уйти. Все как в дни цунами моего детства. Только на этот раз не океан, а сам город топил себя, не справляясь с потоком дождя.

– Здравствуй, Леон, – сказал сосед, – нам придется сегодня спать здесь, в холле. Вода хлещет к нам в квартиру.

– Брат, поднимись ко мне, у нас пока сухо, – сказал ему папа.

– Я боюсь, замкнет проводку, и конец нам, – бормотала тетушка снизу.

– В квартире запах, будто в канализации. Снова нам не повезло, как в две тысячи четвертом.

Соседи говорили со всех сторон. Они были растеряны и подавлены. Казалось, они двигаются медленней, чем нужно.

– Ночью я спала на полу, проснулась – под спиной вода, подумала, холодильник потек. Зажгла лампу – водопад в окне.

– Все, на что мы зарабатывали, гниет.

* * *

С террасы мы спустились прямо в грязную реку. Платье мое мгновенно намокло. Вода была довольно теплой, иногда в ней чувствовались холодные течения, как родники. От Башни до ворот в улицу мы ступали тяжело. Сначала было омерзительно, а потом обвыкаешься. Я слишком боялась за папу.

На Сандхомхай-роад я заметила, что вода прибывает толчками сверху, с Майлопора, и течет к океану. Городу не перевязали рану. Так противоестественно, что стало еще страшней: город сдавливало водой со всех сторон, и клещи эти были всепроникающими, бесформенными, быстрыми.

Мы, проталкивая собой мутную жижу, пошли в сторону базилики Святого Фомы. Я подумала: «Спасибо, Господи, за то, что Климент Радж в безопасности». Сердце мое сжалось от огромной печали: наша выставка, картины погибли в одноэтажной галерее. Мне было жаль даже не картины, а воспоминания, которые они хранили.

Мы смотрели в основном вниз, выбирая лучший путь. Я боялась, что под водой может быть открытый люк или канава, я смотрела, чтобы папа не свалился. Вздрагивала от любого его покачивания – вдруг его затянет на дно, но он продолжал идти, расставив руки. На перекрестке мы пошатнулись и чуть не упали: с улицы Сиван Салай хлестали неукротимые потоки. Собака, подхваченная водоворотом, пыталась плыть. Мне показалось, что это Джангли – стеснительное животное, которое Климент Радж пытался приручить на пляже.

– Папочка, – сказала я как-то по-детски, едва дыша, – давай перенесем собаку в безопасное место.

– Мы до нее не доберемся, посмотри, какое течение, – сказал папа. – Звери сильней людей, доплывет.

Я видела, как поток подхватил и поволочил Джангли вдоль домов. Треугольная голова с желтоватой львиной шерстью стремительно унеслась за поворот. Доплывать было некуда.

Платье липло к ногам, к груди. Ноги затекали, преодолевая сопротивление грязной толщи. Там под водой меня все время что-то трогало, несколько раз больно ударило по ногам, один раз погладило лодыжку, другой раз схватило за бедро. От толчков воды нас качало все сильней. Люди, которые тоже пробирались куда-то, подали нам руки, а сами схватились за ограду школы. Мы подтянулись.

– Спасибо, братья, – сказал папа, тяжело дыша.

Несколько мужчин вынесли из дома старушку и потащили навстречу потоку, наверх в Майлапор. Из-за воды все казалось тихим, затаенным. Слышалось только журчание со всех сторон. До дома Чариты в обычный день мы дошли бы за несколько минут, но тогда мы пробирались бесконечно долго, как будто вода поглотила и время.

Мы перехватывались за деревья и ограды, за руки людей. С помощью незнакомцев мы дошли до Ночикуппама.

* * *

Высокая вода кружилась по трущобе вместе с дощечками, мусором. Раз я провалилась, и мое горло наполнилось этой грязной кашей. На мгновение я оказалась в чреве, где пребывала до рождения, где плавала со мной всякая ерунда, которую ела мама.

Тут же крепкая папина рука рывком возвратила меня на твердую землю. Я вынырнула в слизи плаценты, стала жить.

– Ногой щупай перед собой, не шагай сразу.

Я сплевывала, мне хотелось вырвать.

– Леон! – закричала сверху из окна Чарита. Я подняла глаза и увидела: она сверкает над первозданным хаосом.

Ее маленькие сыновья высунулись в узкое окошко. Другие жители тоже торчали в окнах и плевали в воду.

– Сэр, мы наверху, – тут же закричала она из-за меня, обращаясь к папе так, как было принято у нас, – вход затопило.

– Спустись,