Пять шагов по облакам - Татьяна Устинова

То нагрянет — инкогнито, с подложным паспортом, — в тихуюстранишку посреди Европы и там тоже фотографируется и дает интервью. Титры подинтервью соответствующие: «И. Сусанин, бизнесмен».

Почему «И. Сусанин», когда все от самого древнего старика досамого розового младенца знают, что это «В. Сосницкий»?.. Ах да!.. Потому чтоинкогнито и по подложному паспорту, конечно, конечно!..

Баширов, завидев «И. Сусанина» в телевизоре, всегда прибавлялзвук — что-то он удумал на сей раз? Фальшивую чалму, накладную бороду — и варабские поселения?! Или атомный ледоход, пару подводных лодок — и выборы вАнтарктиде?!

Шутом гороховым лондонского сидельца Баширов не почитал, нопонимал, что тому невыносимо скучно, так скучно, как будто вся вселенская скукаразлеглась на пятистах акрах его лондонского поместья.

Мне скучно, бес! Что делать, Фауст?..

Пятьсот акров английской лужайки, конечно, лучше МатросскойТишины, куда с размаху угодил заигравшийся в политику Белоключевский, новыключенность из жизни, невозможность управлять, принимать решения, идтива-банк, выигрывать и проигрывать так, чтобы от всего этого кипела кровь извенело в ушах, что в узилище, что на Британских островах была совершенноодинаковой.

Разгадать, во что играет «И. Сусанин» — В. Сосницкий,Баширов иногда не мог, но точно знал — тот играет всегда. Иногда даже не наинтерес, а просто чтобы развлечь себя посреди вселенской скуки. Поэтому Ахметбыл совершенно уверен, что смерть Садовникова — дело рук лондонского шутника иимеет прямое отношение к грядущим выборам.

Полдня соответствующие службы Кольцова и Башироваорганизовывали их телефонные переговоры, и это оказалось делом очень трудным,почти невозможным! Кто должен первым звонить? Кто должен первым взять трубку?Кто должен взять на себя инициативу в разговоре?

Ахмет Салманович, будучи человеком восточным, а потомутерпеливым и наблюдательным, ждал довольно долго, а потом принял решение.Конечно, у него был мобильный номер Кольцова, самый-самый личный, самыйсекретный, самый защищенный от «прослушки», и вообще невесть какой.

Поэтому он взял и позвонил. Просто так.

И Кольцов ему ответил.

Они поговорили недолго — о почившем лидере думской фракции,о Сосницком — и как раз дошли до похорон, решив, что на похоронах они должныбыть оба.

Когда и эта тема была исчерпана, Баширов задал главныйвопрос, из-за которого затевались все китайские церемонии со звонком:

— Меня Садовников, покойный, с толку совсем сбил. Ты неслышал, Тимофей Ильич, может, поссорились они? Сосницкий и Садовников?

— Ахмет Салманович, я с правыми… не очень, — сказал Кольцов.— Что там у них делается, какая у них оппозиция, этого я ничего не знаю и знатьне хочу. Насколько я понимаю, ты с ними тоже не… дружишь. Или… задружился?

Баширов помедлил.

— Нет, Тимофей Ильич. Садовников попросил у меня поддержкина выборах, и я ее пообещал. Боголюбов подключился и подписал с ними контрактна предвыборную поддержку. Он же баллотироваться хотел, недоумок малолетний! —Последнюю фразу он выговорил с сильным акцентом, как будто не по-русски, чтовсегда свидетельствовало о том, что Баширов откровенен до предела. Как правило,говорил он грамотно, без малейшего акцента, «по-университетски», как этоназывали журналисты.

— Ты пообещал ему поддержку? — осведомился Кольцовбезмятежно. То, о чем говорил Баширов, было строго секретно, и Тимофей Ильичмоментально это понял.

Он понял и не подал виду, и прикурил сигарету, так, чтобысобеседник не услышал. Он волновался и не хотел, чтобы Баширов об этом знал.Его предчувствие охотника, которое никогда его не подводило, говорило о том,что сейчас будет сказано нечто очень важное. И то, что только еще будетсказано, стоит его волнения и его сигареты, как Париж стоит мессы!..

— Я пообещал ему поддержку, — согласился Баширов, ещепомолчал и вдруг спросил: — Ты там один, Тимофей Ильич?

— Зачем спрашиваешь, Ахмет Салманович, дорогой?!

— Я пообещал поддержку для того, чтобы контролировать егопредвыборную кампанию. Чтобы он с разгону да от резвости великой лишнего ненаговорил, понимаешь? Он ведь не так чтобы ума палата.

— Понимаю, — согласился Кольцов. — Он когда-то ввице-премьерах ходил. Садовников-то. Наговорить мог много.

— Вполне мог, Тимофей Ильич. Вот меня и попросили его… ну,придержать немного. А для того чтобы придерживать, нужно, чтобы он с моей рукиел.

— А он ел с руки Сосницкого, — договорил Кольцов.

— Ел, ел, Тимофей Ильич, еще как ел! И семью кормил сочадами и домочадцами!..

— Ну, это все нам известно.

— Да и нам известно! Только неизвестно, кто и зачем застрелилего средь бела дня, — акцент опять сильно прорезался в речи Баширова, и, непонижая голоса, ровно и монотонно, он выругался так, что Кольцов у своей трубкихмыкнул и уронил сигаретный пепел на любимый английский пиджак.

— За что ты его кроешь так, Ахмет Салманович?!

— За то, что идиот, — кратко сформулировал Баширов. —Политик, мать твою так и эдак! Лидер фракции, мать его эдак и так!..

Кольцов не выдержал и засмеялся тихонько.

— Ты дорасскажи мне, в чем дело, Ахмет! Может, я смогу бытьтебе полезен.

— Так затем и звоню, Тимофей Ильич. Помоги, и я в долгу неостанусь.

— Ты свои восточные штучки брось, — сказал Кольцов,становясь серьезным. — Мне они ни к чему не сдались! Я простой парень, токаремна заводе начинал!.. А нас с тобой в державе двое всего осталось.Белоключевский не в счет, а Сосницкий…

— Далеко, — подсказал Баширов.

— Вот именно.

— Мне нужно найти заказчика, — ровно и отчетливо, как толькочто матерился, сказал Баширов. — В самый короткий срок.

Тимофей Ильич не понял. То есть совершенно ничего не понял.И даже некоторым образом растерялся, если только танк может растеряться передпрепятствием.

Танком был Тимофей Ильич, а препятствием то, что только чтосказал Баширов.

— А… за каким хреном он тебе сдался, Ахмет?! Какая разница,кто его завалил?! Кто ты и кто он?! Ты царь, а он холуй мелкий!

— Я ведь ему поддержку пообещал не для того, чтобы впрезиденты его двигать, Тимофей?

— Да я понял! Чтобы его выдвижение контролировать!

— Меня попросили контролировать его выдвижение, — совсемтихо, почти по слогам проговорил Баширов, налегая на слово «попросили». — Я-тосам не рвался.