Незнакомцы у алтаря - Маргерит Кэй

– Я думала, это мои, а когда надела… они такие теплые, просто не хотелось снимать.

– Рад, что ты их не сняла. Я и понятия не имел, что они так замечательно выглядят. Чего, кстати, нельзя сказать о моем свитере.

– Да уж, представляю, как я сейчас выгляжу! Тот еще вид!

– Отрада для усталых глаз. – Он нагнулся к ней и нежно поцеловал. – Я рад, что ты пришла. И хотя нельзя сказать, что вчера мы с тобой поссорились, у нас все же вышла размолвка, и мне было не по себе.

Серо-голубое небо затягивали облака. Между ними иногда показывались далекие звезды; они не мерцали, а тускло поблескивали. Тихо шелестело море. При отливе обнажился мокрый песок.

Эйнзли прижалась к Иннесу, плечо к плечу, бедро к бедру, и смотрела на воду.

– Да, он меня ни разу пальцем не тронул, не поднимал на меня руку, и все равно я его боялась. Отчасти виноват был он, а отчасти – я сама. Я говорила тебе, что он наделал долгов, – продолжала она, – но дело не только в них. Когда чувствуешь себя никчемной, трудно получить право голоса в других делах, даже тех, которые тебя касаются.

– Почему ты чувствовала себя никчемной?

Эйнзли совсем не собиралась изливать душу, но ей показалось, что сейчас будет справедливо ответить Иннесу откровенностью на откровенность, показать, что она тоже ранима.

– Все очевидно, – прошептала она. – Я не могла дать ему того, ради чего он на мне женился.

– Ты имеешь в виду ребенка?

– Да. – Она кивнула, забыв, что в темноте он ее не видит. Потом, сообразив это, обрадовалась тому, что он не видит ее лица. Старая история, старая рана… Ей казалось, все давно прошло, а оказалось, что нет. Эйнзли поняла, что беззвучно плачет. Если он спросит, в чем дело, можно сказать, что глаза щиплет от ветра.

Его рука опустилась ей на спину. Она догадалась, что он пытается решить, как ему поступить – прижать ее к себе или оставить в покое. Она испытала облегчение, когда он убрал руку. Она крепко обхватила себя сама, радуясь теплу его свитера.

– Эйнзли, прости меня, но я помню, какой ты вначале была со мной. Я понимаю, что между тобой… и им… Что ваша близость не способствовала зачатию.

Эйнзли заметила, что он упорно не называл Джона по имени или «твоим мужем». Он вел себя до нелепого деликатно. Когда они обсуждали письма мадам Геры, он выражался более откровенно. Интересно, насколько правдивее она была бы с ним, будь она корреспонденткой мадам Геры?

Эйнзли почувствовала озноб.

– Когда мы только поженились, – сказала она, – между нами… все шло нормально. – Так же «нормально», как и у многих других женщин, писавших мадам Гере. Хотя ей и не так повезло, как миссис Дж.-А., потому что в постели Джона трудно было назвать «настоящим джентльменом». Ей вдруг показалось важным, чтобы Иннес узнал об этом. – Не так, как у нас с тобой. Он не был… джентльменом в том смысле, о котором говорил ты.

– Да, – тихо сказал Иннес.

Значит, это он тоже угадал. Эйнзли представила, что еще она хотела ему рассказать. Не все. Воспоминание о проклятии Доналда Макинтоша исключало возможность сказать все; хотя ее он, строго говоря, не проклинал, ей казалось, будто проклятие перекинулось и на нее. И хотя она понимала, что все началось гораздо раньше, что ее изъян проявился задолго до того, как она сюда приехала, ей все равно казалось, будто проклятие ее унизило, и для нее невыносимо было открыться Иннесу.

Эйнзли нащупала его руку, ища утешения и силы.

– Нет, на самом деле он не был жестоким, хотя иногда говорил и делал жестокие вещи, – продолжала она. – Все началось после того, как я узнала о долгах. Он обвинил меня в том, что я его подвела. До тех пор я думала… внушала себе… надеялась… что надо лишь подождать. Потом, позже, когда наши отношения разладились, он не мог… у него ничего не получалось. – Ей пришлось непросто, но она нашла нужные слова. После знакомства с Иннесом она узнала много нового не только о мужчинах, но и о себе. – Он винил во всем меня. Чем хуже между нами все шло… Видишь ли, он считал, что я лишила его мужской силы. Я-то знала, что дело не во мне, ведь я часто видела, как он… ублажал себя сам. То есть он вполне способен был возбудиться, только не рядом со мной.

– Теперь припоминаю. Ты спрашивала, жена ли в этом виновата.

– Да. Не сердись. Он умер. Если бы он не умер, меня бы здесь не было.

Иннес усмехнулся.

– Тогда я не буду сердиться, потому что очень рад, что ты здесь, – сказал он.

– Правда? – Она развернулась к нему, стараясь разглядеть в темноте его лицо. Это оказалось невозможно, но в том и не было необходимости, потому что он нежно поцеловал ее в губы.

– Я думал, все очевидно. – Он повторил ее слова.

– Значит, мы оба не очень хорошо понимаем друг друга, да?

– Не очень. – Иннес коснулся ее щеки, его пальцы провели по ложбинке за ухом, по подбородку, по шее. – Ты все верно заметила. Бывает, мне хочется забыться в тебе, забыть о проблемах, с которыми я не могу справиться. Но я хочу тебя.

– Правда?

– Даже не сомневайся. Неужели ты считаешь, что в твоей жизни все так же, как раньше, только с небольшими изменениями? Я хочу тебя, а он не хотел. И в конце концов тебя снова бросят…

– Да. Я не… до сегодняшней ночи.

Иннес снова поцеловал ее.

– Никогда не сомневайся, что я хочу тебя по единственной, одной-единственной причине. Что бы между нами ни происходило, все началось с самого начала. Я еще не встречал женщины, которая доставляла бы мне больше удовольствия, чем ты.

– Если ты и дальше будешь меня целовать, мы не сможем говорить серьезно, а мне очень нужно с тобой поговорить. – Эйнзли нехотя выпрямилась и отбросила спутанные волосы со лба. – Я не любила Джона. Думала, что люблю, но на самом деле не любила. Я думала, у меня нет другого выхода, и мне остается лишь закрывать глаза на его… наши… проблемы, но, по правде говоря, я испытала облегчение, когда мне сказали, что его дела меня не касаются. А когда наши супружеские отношения расстроились, я снова испытала облегчение. Более того, Иннес, после того, что я узнала от тебя, я поняла: не только у Джона ничего не получалось. Боюсь, я и сама в спальне вела себя не лучшим образом. Отчасти потому, что ничего не знала и не понимала. А отчасти потому, что и не хотела знать. Я не могла ничего исправить, потому что решения просто не существовало.

– Значит, не горюй из-за того, что он умер.

– То же самое советует и Фелисити. Я, конечно, не желала ему смерти, но и быть с ним по-прежнему я бы не хотела. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем.

Эйнзли с трудом усмехнулась:

– Наверное, я невнятно выражаюсь. Иннес, я не могла подарить Джону ребенка.

– Откуда ты знаешь? Возможно, дело было не в тебе. И даже скорее всего…

Ничего подобного.