Незнакомцы у алтаря - Маргерит Кэй

Должно быть, сейчас он уже передумал сносить замок. Во всяком случае, больше она от него ничего подобного не слышала. Значит, работы будет хоть отбавляй. Местная земля уродит достаточно, чтобы прокормить гостей!

Все получится. Может быть, она все же была права, когда сказала Иннесу, что им необходимо взглянуть на все под другим углом. Отель «Строун-Бридж касл». Замок Строун-Бридж! Внутри у Эйнзли все сжалось от предвкушения. Вот что она оставит после себя!

Иннеса не было десять дней. Все это время Эйнзли старательно изучала замок. Ей хотелось сделать сюрприз. Она запрещала себе думать о том, что ее время в Строун-Бридж неумолимо близится к концу. Он приехал с утренним приливом; судя по всему, сильно устал, но был страшно рад ее видеть. Глядя на его высокую, до боли знакомую фигуру, она забыла все свои зароки и бросилась ему навстречу.

Он крепко обнял ее, зарывшись лицом ей в волосы. Он едва успел поздороваться с Робертом Александером и тут же отрывисто сказал ему, что придет попозже. Потом он чуть ли не бегом повел Эйнзли на ферму, бросив багаж на Йоуна и старика Ангуса.

Запыхавшиеся, они ввалились в дом и направились прямиком в спальню.

– Кажется, меня не было сто лет, – сказал Иннес, запирая за собой дверь. – Я ужасно соскучился.

– Правда? – Она не могла наглядеться на мужа и стояла посреди комнаты, и смотрела, смотрела на него, вспоминая, впитывая.

– Мне недоставало наших совместных завтраков, – продолжал Иннес, обнимая ее и ведя к кровати.

Ее сердце билось учащенно. Поднимаясь к дому, она старалась не показывать ему, как сама соскучилась. Все внутри изнывало от предвкушения. Однако вслух она сказала:

– Не сомневаюсь, вам с Йоуном было о чем поговорить.

Иннес улыбнулся:

– Мы говорили, но, когда Йоун улыбается мне поверх миски с овсянкой, мне вовсе не хочется его поцеловать.

– Наверное, ему тебя тоже, – поддразнила его Эйнзли.

– А ты скучала по мне? – Иннес поцеловал ее в уголки рта.

– Немножко, – прошептала она, отвечая на поцелуй.

– Только немножко? – Он снова поцеловал ее, на сей раз более страстно, проводя ладонями по ее бокам, по талии, по груди.

Она затрепетала.

– Может, чуть больше, чем «немножко». – Она тоже не бездействовала. Одна рука гладила его плечо, вторая скользнула под куртку, ласкала грудь, талию, бедро… Он пришел в полную боевую готовность; казалось, брюки на нем вот-вот лопнут. Эйнзли провела по его бедру ладонью снизу вверх. – Вижу, ты сильно по мне скучал.

Иннес задрал на ней юбку; его ладонь оказалась у нее между ног.

– Хочешь узнать, насколько сильно? – спросил он, вводя палец в ее лоно.

Она затрепетала и прошептала:

– Да… – Он начал ее поглаживать. – О да, Иннес, да!

Все мысли улетучились из ее головы. Она притянула его к себе, жадно впившись губами в его губы. Он отвечал с такой же страстью.

Они вместе взмывали вверх, поднимались по спирали. Эйнзли знала одно: он должен войти в нее, слиться с ней. Забыв о приличиях, она жадно расстегивала на нем брюки. Иннес повалился на кровать, увлекая ее за собой. Он быстро усадил ее на себя, она сжала ему коленями бока. Он вошел в нее так глубоко, что у обоих захватило дух.

Они продолжали неистово целоваться. Эйнзли потерлась о него всем телом, чуть отстранилась, схватилась руками за изголовье кровати, выгнув спину и впуская его глубже. Вскоре ее накрыло жаркой волной; он не отставал от нее. Наслаждение захватило обоих, они забыли, что он по-прежнему находится в ней, прижимается к ней, впивается в нее губами. Ее и не нужно было удерживать – она сама льнула к нему, не понимая, где чье прерывистое дыхание, где чье сердце бьется.

Она ничего не подстраивала и не сразу сообразила, что он не отпрянул от нее в последний момент. Слияние стало полным, завершенным.

Полное слияние – большая ошибка…

Тело ее подвело. Эйнзли казалось, что ее мир рушится. До нее дошло: она любит его. Потом она посмотрела на него и оторопела. На его лице застыл ужас.

– Прости меня, Эйнзли, прости! Не знаю, что на меня нашло… я не хотел… извини.

Она покачала головой и отвернулась. Ей не хотелось смотреть в его глаза. Она быстро встала.

– Ничего… Не важно.

Она кривила душой.

Иннесу трудно было выражаться связно.

– Нет, важно, – поспешно сказал он, кое-как застегиваясь. – Ты ведь просила… Я обещал, что буду осторожен. Не знаю, что на меня…

– Ты не виноват. Виновата я. – Она решила, что не будет плакать при нем, но сейчас ей хотелось, чтобы он ушел. Она наградила его, как ей показалось, ласковой, успокаивающей улыбкой. – Я ведь тебе говорила, беспокоиться практически не о чем. – Он по-прежнему смотрел на нее с ужасом. – Просто… Мы забыли об осторожности, потому что успели привыкнуть к более систематической… разрядке. – Эйнзли поморщилась от произнесенных ею слов и встала. Ей трудно было смотреть на него. – Тебя ждет несколько сотен писем, и Роберт наверняка хочет с тобой поговорить. Спускайся вниз, я скоро приду.

Эйнзли распахнула дверь; она откровенно выпроваживала его. Ошеломленный Иннес послушно вышел и спустился в гостиную. Сел за стол, глядя на аккуратные стопки писем. У него было такое чувство, словно его ударили под дых.

Он злобно выругался и налил себе виски. Что с ним произошло? Он выпил залпом. Виски жгло горло и слишком быстро дошло до желудка. Он закашлялся и налил себе еще. Хотя он просил у нее прощения, ему нисколько не было жаль того, что произошло. Вот что хуже всего. Он чувствовал себя на седьмом небе, когда пролил в нее свое семя. О последствиях он не думал. Тогда он вообще ни о чем не думал, кроме одного: ему хотелось быть с ней. Откровенно говоря, увидев ее, он совершенно забыл о возможных последствиях. Зато Эйнзли не забыла.

Он отчетливо помнил ее лицо… Потрясенное, ошеломленное… Ее как будто поразило молнией. Она, конечно, сделала вид, будто ничего особенного не произошло, но его не так легко провести.

Иннес снова выпил залпом. Чувствовал он себя так, будто ему только что объявили смертный приговор. В последние несколько дней он думал только об одном: как вернется домой, в Строун-Бридж, к Эйнзли. Дом… Эйнзли… Эти два слова почему-то стали близкими. Как будто чтобы убедиться, что разум правильно связал их вместе, тело его подвело. Что же он натворил?

Он снова с горечью выругался. Страх и ошеломление – вот что ему осталось. Он больше не может себе доверять, и Эйнзли больше не может доверять ему. Все кардинально изменилось, хотя некоторые вещи никогда не изменятся. Он по-прежнему тащил на своих плечах груз прошлого. Как бы он ни относился к Эйнзли, он не имеет права давать волю чувствам.

Он получил предупреждение – и очень своевременно. Жизнь сама позаботится об исходе. Ему стало тошно при мысли о том, что он должен сделать, но он не сомневался, что поступит правильно.