Незнакомцы у алтаря - Маргерит Кэй

У него остается единственный выход. Эйнзли ему небезразлична, поэтому должна понять… Он относится к ней лучше, чем к любой другой женщине после той, первой. Он слишком хорошо к ней относится… Слишком.

Посмотрев на каминную полку, Иннес увидел, что прошло уже полчаса. С тяжелым сердцем, но настроенный решительно, он отправился ее искать.

Эйнзли сидела перед зеркалом и смотрела на свое отражение. Перед ней как будто была совершенно другая женщина.

Она любит его. На самом ли деле? Как она могла быть такой дурой?! Почему позволила себе влюбиться? Неужели она забыла, какой несчастной она стала, выйдя замуж за Джона?

Нет. Джона она не любила. И потом, Иннес – не Джон.

Их брак – совсем не то, что ее первый брак.

– Потому что сейчас все не на самом деле, – прошептала она, обращаясь к своему отражению. – Не забывай, Эйнзли, все ненастоящее. Ты не живешь, а просто играешь роль, вот и все, так что нет смысла на что-то надеяться, чего-то желать или мечтать о несбыточном.

И все же она позволила себе несколько счастливых секунд… Она влюблена, и на короткое время все остальное отступило на второй план. На эти несколько секунд она позволила себе поверить, что любовь преодолеет все преграды, которые она так старательно воздвигала вокруг себя. Любовь настолько захватила ее, что на какое-то время ей показалось – все возможно. Она так любила Иннеса, что он просто не мог не полюбить ее в ответ. Они не могли не мечтать о совместном будущем, потому что мысль о будущем без него стала невыносимой.

Услышав стук в дверь, она вздрогнула. Иннес выглядел так, словно нес на плечах всю тяжесть мира.

– Нам нужно поговорить, – сказал он. Еще не до конца избавившись от любовного наваждения, Эйнзли расслышала зловещие нотки в его голосе.

Сначала ей хотелось притвориться, будто ничего особенного не случилось, но, увидев выражение лица Иннеса, она быстро отказалась от своей затеи. Она покорно встала и следом за ним вышла из комнаты. Ей стало нехорошо.

К ее удивлению, он повел ее по дорожке к замку. На террасе они по привычке задержались, чтобы полюбоваться видом.

– Я успел заехать в Эдинбург, – сообщил Иннес. – Нужно было решить кое-какие вопросы с адвокатами. Я собирался зайти к мисс Блэр. Знаю, ты наверняка хотела бы, чтобы я передал ей, что у тебя все хорошо, но… ты все равно не поверишь.

– Что?

– Ох уж этот Йоун. – Иннес покачал головой. – А я все гадал, почему он напросился со мной в Эдинбург, хотя не любит уезжать из Строун-Бридж. Оказывается, он и твоя мисс Блэр переписываются. Можешь себе представить? Он отправился к ней выпить чаю и ясно дал мне понять, что я буду третьим лишним. У нее он пробыл почти весь день. После мне не удалось ни слова из него вытянуть, кроме того, что он передал ей привет от тебя. Ну, что скажешь?

– Не знаю, что тут сказать. Я понятия не имею… она мне ни о какой переписке не говорила.

– Думаешь, из них получится пара?

– О нет! – Эйнзли решительно покачала головой. – Ни за что!

– Ты, кажется, вполне уверена в своих словах. А я думал, ты будешь довольна. У тебя появились бы соседи…

– Иннес, я не…

– Нет, не говори ничего, не надо! – поспешно сказал он.

– Ты же не знаешь, что я собиралась сказать.

– Знаю. Знаю, Эйнзли! – Его улыбку портила грусть. – Бедный Йоун. Но я привел тебя сюда не для того, чтобы говорить о Йоуне. Вижу, тебе не терпится мне все высказать, но позволь мне говорить первому. Возможно, тогда тебе уже ничего не придется объяснять.

Эйнзли поняла, что они направляются к часовне, но, когда они подошли ближе, Иннес сошел с утоптанной тропы и раздвинул высокие кусты рододендронов на краю кладбища. В этой его части Эйнзли еще не бывала. Узкая тропинка вилась среди разросшейся травы; им пришлось идти гуськом. Выйдя из своеобразного туннеля под нестрижеными кустами, они очутились на вершине холма. Площадка выходила не на бухту, в которой сооружался причал, а на дальний конец пролива Кайл и северную оконечность острова Бьют.

– Вон там – озеро Лох-Риддон, – Иннес положил руку ей на плечо, – а чуть дальше – Лох-Стривен.

– Красиво.

– Малколм очень любил бывать здесь. – Иннес взял ее за руку и повел в самый дальний угол. Эйнзли увидела участок свежескошенной травы и холмик, на вершине которого стоял крест. Кельтский крест, миниатюрная копия креста Драммондов. Имени на нем не было.

– Мой брат, – сказал Иннес.

Эйнзли как завороженная смотрела на дату рождения, выбитую на камне.

– Вы близнецы! О, Иннес, я и понятия не имела…

Он нахмурился. Она видела, как он сжал кулаки; кадык у него на горле ходил ходуном. Эйнзли сама не понимала, что он хочет сделать – то ли разбить крест, то ли броситься перед ним на землю. Ей очень хотелось обнять его, но в то же время было страшно.

– Очень красивое место, – негромко проговорила Эйнзли, чтобы что-то сказать.

– Да. И хотя отсюда открывался его любимый вид, все равно он не захотел бы провести здесь целую вечность. Малколм… – Иннес сглотнул подступивший к горлу ком. – Я уже говорил, Малколм… Эйнзли, дело было не только в том, что его готовили к роли хозяина, землевладельца… он очень любил Строун-Бридж. Традиции значили для него так же много, как и для отца. Он наверняка захотел бы покоиться в земле вместе с остальными. Но они не допустили этого. Как я их ни убеждал, они не позволили.

– Почему? – спросила Эйнзли, хотя в глубине души уже знала ужасный ответ.

– Его запретили хоронить в освященной земле, – ответил Инне с. – Мой брат покончил с собой.

От потрясения она долго молчала. Потом ей стало больно; она попыталась представить, какие муки пережил Иннес. Должно быть, он страдает до сих пор.

– Ничего удивительного, что ты уехал, – сказала она, уцепившись за первую связную мысль, пришедшую ей в голову. Неожиданно ее глаза наполнились слезами, хотя она и убеждала себя в том, что не имеет права плакать. Она просто не могла удержаться, когда увидела его бледное, потерянное лицо.

– Ах, Иннес, мне так жаль!

Желая лишь утешить, отвлечь его без слов, она обняла его за талию. Некоторое время он стоял без движения, потом обнял ее.

– Мне так жаль, – снова и снова повторяла Эйнзли, покачиваясь рядом с ним.

Он молча обнимал ее, прижимался к ней, его грудь ходила ходуном, руки все крепче обнимали ее за талию, как будто он держался из последних сил.

Они успокоились не сразу. Эйнзли перестала плакать. Рука, лежавшая у нее на плече, расслабилась.

– Я ничего не знала. – Эйнзли вытерла заплаканное лицо.

– Да и откуда тебе было знать? – проворчал Иннес. – Я ведь нарочно ничего тебе не говорил. Пока меня здесь не было, я притворялся, будто ничего не случилось.