Море вверху, солнце внизу - Джордж Салис

Присев, Люсиль прокашлялась и продолжила разговор сухим голосом:

— Итак, что вы думаете о службе Отца? Бьюсь об заклад, вы тут впервые?

— Она, э-э, вдохновляет.

— О, да. Что правда, то правда, — она наклонилась ближе в ожидании, как показалось Эвелин, продолжения.

— Вас может зарядить его энергия.

— Да, да. Энергия Его, — они всё еще не смотрели в глаза друг другу. Женщина продолжала буравить взглядом свои руки в белых перчатках, чопорно сложенные на коленях. — О, как невежливо с моей стороны. Меня зовут Люсиль. Люсиль Моррис.

Она разомкнула ладони. Эвелин, предвосхищая ее желание официального приветствия, поспешно протянула правую руку.

— О, — произнесла Люсиль, поднимая трясущуюся конечность с растопыренными пальцами.

— Я, э-э, Кэти, — сказала Эвелин.

Чтобы надлежащим образом пожать руку Люсиль, ей пришлось устранить промежутки между ее пальцами. Эвелин чувствовала кости сквозь перчатку, и не удивилась бы, услышав хруст.

— Так вот, Кэти, — сказала Люсиль. — Его зовут Отец Питер, если вы еще не уловили. Он проводит утренние службы по воскресеньям и преподает Библию детям. Каждая служба просто удар током! Вдохновляет, как вы говорите. Он — современный святой, если позволите.

В своем нынешнем состоянии Эвелин выглядела безэмоциональной. Ей удавалось скрыть дрожь, сдержать слезы. Порой ее лицо едва заметно искажала предсмертная агония пытавшейся проявить себя эмоции, но Люсиль этого не замечала. Она устремила свой взгляд вперед, на алтарь, всё еще склонив голову, как провинившаяся собака.

— После его слов: «Мы либо купаемся в лучах Его славы, Его любви, либо страдаем, так что вы выберете?», меня посетила мысль, — сказала Эвелин. — Как насчет третьего варианта?

— Третьего, — повторила Люсиль, словно желая понять, как прозвучит слово в исполнении ее резкого голоса.

— Лимб. Чистилище. Ничему нечестивому не дано попасть на небеса. Человеку будет тяжело, но он спасется, пройдя через огонь.

— Вот как.

— Ведь этому нас учат, не так ли?

— В принципе, да, — согласилась Люсиль. — Хотя должна признаться, Отец Питер никогда об этом не говорил. Возможно, стоит поднять этот вопрос… может быть, может быть, вы напомните ему об этом, юная леди? Вы, кажется, разбираетесь.

— Самую малость.

— Напомнить о чем? — спросил Отец Питер, появившись позади Эвелин и Люсиль. — Я — Отец Питер, чрезвычайно рад познакомиться с вами.

На его лице, остывшем от возбуждения на сцене, всё еще напоминавшем высокослоистое облако, не было никаких признаков, что он узнал Эвелин. Лишь ухмылка-оскал, которой он одаривал каждого члена паствы.

— Кэти, — сказала она.

Он не прикоснулся к ней. Отступил на шаг. То ли чтобы лучше рассмотреть, то ли чтобы обезопасить от любого контакта, Эвелин не могла сказать наверняка.

— Ах, Отче. Какая замечательная служба, впрочем, как и всегда, — сказала Люсиль, развернувшись на лавке почти на сто восемьдесят градусов, чтобы смотреть ему в глаза.

Теперь Эвелин могла различить глубокие морщины на лице Люсиль, особенно в носогубных складках, мясистую маску поверх настоящего молодого лица. Нанесенные румяна лишь подчеркивали глубину бороздок, а губная помада служила контуром этих словно искусственных неровностей. Припухлая кожа вокруг глаз была чуть светлее на фоне остального лица, чуть нежнее.

Учитывая свою склонность к паническим атакам, Эвелин удивлялась собственной выдержке в безусловном присутствии Отца Питера, но затем она поняла, что служба стала окончательной проверкой, театральным объединением большей части эсхатологического мрака ее детства. Насколько она могла судить, она прошла испытание успешно, сохранив маску спокойствия под воздействием огненного ливня в ее голове.

— Итак, о чем же следует напомнить?

Эвелин могла лишь пару мгновений выдерживать его резкий взгляд.

— Ничего особенного, — ответила она.

— Лимб, — вставила Люсиль. — Чистилище, мир среди других миров.

— А, я понял, — сказал он, глядя в пол. — Я… здесь, на самом деле, особо нечего сказать.

— Вам следовало бы услышать, что сказала Кэти.

— Ничего особенного.

— Я думаю, у нас пока нет необходимости в дополнительных службах. Знаете, — продолжал он, почесывая запястье, — мы с супругой были бы очень рады, если бы вы вдвоем согласились разделить с нами трапезу, возможно, кофе с выпечкой, если вы не против.

Он говорил в не свойственной ему ранее манере.

— О, — выдохнула Люсиль, — это такая честь, но мне нужно позаботиться о своих растениях. К тому же кофеин — практически отрава для пожилой женщины.

— Чепуха, — ответил Отец Питер. — О растениях можете позаботиться сегодня чуть позже. Или я могу сделать это сам, перед чаепитием. Пленка защитит их от заморозков. Всё, что вам нужно, это переждать зиму. Уверен, что те экземпляры, которые мы занесли внутрь, более чем благодарны нам за убежище. К тому же кофе вам будет полезен, он согреет вас изнутри и снаружи.

Сейчас Отец Питер чесал другое запястье, и Эвелин заметила странную сыпь, шелушащуюся жесткими хлопьями.

— Ну, если вы настаиваете, — сказала Люсиль. Она повернулась к Эвелин.

— Я, э…

Люсиль наклонилась ближе и зашептала:

— Получить приглашение в его семейное гнездо, побывав здесь впервые. Это такая честь.

Зависнув над ними, ухмылка-оскал Отца Питера расплылась еще шире.

Эвелин уловила уксусный запах духов Люсиль, точно из мраморного флакона, так она это представляла.

— Хорошо, — сказала Эвелин. Она больше, чем обычно, уступила автоматике своей нервной системы.

Воздев руки, Отец Питер почти вскричал:

— Чудесно. Вы найдете мой дом в конце улицы. Недавно окрашенный в снежно-белый цвет. На дубе качели из покрышки. Не промахнетесь. Итак, в полдень?

С застывшей на лице улыбкой Люсиль с трудом поднялась и кивнула. Эвелин последовала ее примеру.

— Спасибо за заботу о растениях. Они бы не вынесли без вас и первого дня этой морозной зимы. Эти старые руки больше не годятся для работы.

— Не благодарите, Люсиль. Ваш сад — это продолжение вас, а я должен защищать каждую живую часть своей паствы, и всю эту великолепную флору в том числе.

* * *

Возвращаясь сюда после того давнего бегства, она хотела любым способом подтвердить свои воспоминания о нем: например, как он не позволял ей проведать в больнице мать, заставляя сосредоточиться на чтении Библии.

— Библия — это спасение в форме бумаги и чернил, — сказал он. — Ты ничего для себя не найдешь среди холодной стали инструментов, халатов, масок и латексных перчаток. Таков мир науки, где Бога радостно убивают каждый день, система Иуд. Всё, что их ждет, это огонь ада. Жаль, что твоя мать ко мне не прислушалась…

В колледже Эвелин выбрала специализацией психологию, потому что хотела помогать другим, страдающим от подобных расстройств. Посттравматический синдром. Адреналин. Бессонница с ночными кошмарами и крайнее утомление из-за навязчивых видений днем. Непроизвольные картины случившегося или предсказанного. Более того,