Море вверху, солнце внизу - Джордж Салис

— Звучит жутковато.

— Ну, думаю, что в некотором роде да. Книги — это страницы волшебства в переплете.

— А сейчас вы говорите, как чудак.

Я почувствовал, как кровь прилила мне к лицу. Что я делаю, пытаюсь впечатлить ее?

— Не стоит копировать… мистера Роджерса[38], — сказала она. — С детьми нужно быть честным. Это единственный способ найти к ним подход, к любым детям.

Не люблю, когда меня поучают подобным образом, но я подумал, что, вероятно, она права, в ее словах кроется ключ к разгадке.

— Понимаете, я никогда не терял близких, — сказал я. — Мне приходится лишь догадываться о ваших чувствах к отцу. Наши отношения с родителями не слишком близкие, хотя я и люблю их. И если они уйдут, мне будет их не хватать. Думаю, что в душе мне будет недоставать этих звеньев.

— Воспоминания никуда не уходят, — сказала она. — Никогда. То, как он приносил домой пригоршню леденцов и я набивала их за обе щеки, как одна их этих белок. — Она махнула не глядя. Выходит, она всё-таки их заметила. Я недооценил ее периферическое зрение. — И темные воспоминания, — продолжала она, — как тогда, когда я, не посмотрев по сторонам, перебежала дорогу. Он схватил меня за руку и затащил в дом. Его лицо дрожало от ярости, и можно было разглядеть тонкие морщинки у глаз. Он взял со стола карандаш и ровным голосом произнес: «Это могло случиться с тобой», и с треском сломал его в каких-то сантиметрах от моего лица. Я до сих пор слышу, как ломается дерево и разлетается грифель. Я вижу, как щепки рассекают воздух между нашими лицами. А потом все исчезает или, скорее, расплывается. Тогда я обычно плачу.

— Насколько я понимаю, вы это видите, когда переходите дорогу.

— Именно так. Это то, что я и имею в виду, честность, откровенная, безжалостная честность. Без нее никуда, если хотите кого-то чему-то научить. Я никогда не забываю отцовский урок и даже сейчас всегда гляжу в обе стороны. Дважды, а то и трижды в каждую.

— И много у вас подобных воспоминаний?

— Неприятных, как это, да. Но на самом деле они свет, скрывающийся под видом тьмы. Конечно, тогда я этого не понимала. Но в них нет дыр. С отсутствием все обстоит иначе. Потому что воспоминания бывают разными, у них разная оболочка.

— Что вы имеете в виду?

— Как я выразилась…

— Разная оболочка?

— В них появляется человек, которого больше нет, — сказала она, и я расслышал неверие в голосе. — Я не могу сесть в машину и навестить его. Это невозможно. Сейчас он полностью в воспоминаниях. — Она замолчала, задумавшись. — Словно ты смотришь очень старое кино и думаешь про себя: «Все эти люди уже умерли».

Если она говорит такое, возможно, ее ответ на мои слова, что отец сейчас с Господом, был сарказмом? Но у меня, конечно, не хватило смелости спросить об этом. Ответа я боялся не меньше. Мне требовалось, чтобы она верила, чтобы я тоже мог верить. Возможно, она полагалась на меня по той же причине. Наша вера, теперь я уже знаю это, зиждется на вере других людей, членов семьи, друзей. Основанием является наслоение веры на веру и так без конца, пока не доберешься до черной, укрытой дегтем сердцевины неверия, если оно существует.

Впереди я разглядел белую стену света в конце дорожки под сенью листвы. На дереве расположилась стая ворон: одна примостилась на нависшую ветку, другая вышагивала внизу, сводя и разводя крылья, словно старик свои больные артритом плечи, пара птиц уселась бок о бок на спинку скамейки, а самый крупный экземпляр пикировал на дорожку, словно какое-то черное пятно.

— Вот и они, — сказал я.

Мы остановились. Я в нескольких шагах позади. То, как ее вьющиеся локоны скользили из стороны в сторону, свидетельствовало о том, что она рассматривает птиц. Пристально, как я представлял, с легкими линиями, различимыми у глаз. Осторожно, чтобы не нарушить торжественное умиротворение, ибо даже ветер утих, оставив в покое деревья, я сделал пару шагов вперед, пока не оказался рядом с ней. Поскольку я уже очень приблизился, рыскавшая в траве ворона ускорила шаг, покачивая иссиня-черной головой, словно карикатурный египтянин. Лили обняла меня за талию, впервые прикоснувшись ко мне. Тут же вся четверка ворон и пятая, прятавшаяся в листве, сорвались между деревьями и приземлились на поляне, подпрыгивая и расправляя крылья. Они разговаривали друг с другом на непонятном языке, каркая всё громче и громче. Тогда до меня дошло, что они вовсе не удалились, подобно белкам, а, скорее, уступили нам дорогу, как смерть тем, кто пришел за ней.

Должно быть, Лили пришла в голову похожая мысль, потому что она прошептала заклинание на латыни: «Absit omen»[39].

Мы синхронно двинулись вперед. Я чувствовал напряжение ее тела, но не из-за меня, а в связи с приближающимся светом. В ее движениях ощущалось колебание, едва уловимое желание вернуться туда, откуда мы пришли. В ответ на ее объятье я нежно положил руку ей на плечи, и так, обнимая друг друга, мы пошли, раскачиваясь, как импровизированная колыбель, и вскоре я с уверенностью мог сказать, что она успокоилась. Как и я сам. На пороге яркого света у меня зачесалось в носу. Затем, когда тенистая часть дорожки осталась позади, я почувствовал тепло, словно укутавшись в одеяло. Я взглянул на солнце, чтобы скорее чихнуть. Невольно рванул воротник и изверг на рубашку воздух с брызгами слюны.

Лили засмеялась:

— Какой ужас!

Придя в себя, я посмотрел на нее и увидел ее глаза такими, какими они должны были быть. Золотистыми в солнечном свете. Не в тусклых, искусственных лучах, изобретенных Человеком. Это была ее стихия, то, к чему так стремились ее прежде зеленые глаза. К свету из природного источника. Согревающего и бесконечного.

Улыбаясь, она спросила:

— Что?

— Ничего. Просто кое-что вспомнил. Того мальчишку вчера. В костюме-тройке. Он ваш?

— У меня нет детей.

Признание данного факта вызвало вспышку, и оттенок глаз стал темнее.

— Полагаю, вы тоже бездетный, — сказала она.

Отвечая на ее очевидный вопрос и тот, который подразумевался, я сказал:

— Да…

Нам стало понятно, где пролегала эта невидимая связь, в самом основании нашего стремления любить своего ребенка, взаимная тяга стать родителями. Я увидел в ее глазах, что Лили собирается произнести еще одну фразу на латыни: «Deo volente[40]»

Часть вторая. Экдизис[41] как прощение

Помни огонь, не дающий света. Помни, как огонь, не дающий